Дилан обошёл стул Изабель и встал рядом с Грейс.

– Гораздо, – согласилась она, не поднимая на него взгляд. Грейс взяла баночку с клеем и притворилась, что полностью поглощена приклеиванием золотой кисточки от своего бального платья к странице альбома. – Я бы действительно заставила вас помучиться.

– Как долго, Грейс? – В поле её зрения попала его рука в синяках. Дилан наклонился ближе и коснулся бахромы. – Как долго мне ещё мучиться?

Пока Грейс наблюдала за тем, как его пальцы перебирают шелковистые золотистые нити, её захлестнули воспоминания о том, как эти же пальцы ласкали её кожу. Грейс тут же бросило в жар. Дилан придвинулся ещё ближе.

– Сколько мучений должен вынести мужчина?

Ради всего святого, он даже к ней не прикасался, а её тело горело огнём. Она закрыла глаза. Ни одна здравомыслящая женщина не связалась бы с Диланом Муром. Грейс повторила это себе три раза и только потом открыла глаза.

Он оставил кисточку в покое и взял белую перчатку, погладив большим пальцем инициалы известного композитора, вышитые чёрными шёлковыми нитями. Дилан выпрямился.

– Вам дал её Лист? Если вы играли в его оркестре, он, вероятно, бросил перчатку вам на колени.

Должно быть, Дилан слышал большую часть их разговора с Изабель.

– Так и было, он действительно бросил её мне на колени. – Грейс подняла на него глаза и вызывающе улыбнулась. – Разве это так удивительно?

– Боже, нет. – Он сделал паузу, зажав перчатку в кулаке. Столь мужской жест резко контрастировал с белоснежной тканью и атласной монограммой. – Вы, конечно, поняли, почему он это сделал?

– Конечно, – широко улыбнувшись, сказала она, играя с огнём.

Последовала долгая пауза.

– Вы приняли его приглашение?

Мысль о том, что она могла это сделать, разозлила Дилана. Похоже, у Грейс тоже получилось вывести его из себя.

– Вы задаёте неуместные вопросы, – чопорно сказала она.

– Всё равно ответьте. – Он наклонился ближе к ней. – Приняли?

С лестницы донеслись быстрые шаги Изабель, тем самым избавив Грейс от необходимости отвечать. Дилан выпрямился, бросил перчатку обратно на стол и отошёл прежде, чем дочь вернулась в комнату.

– Грейс, – бросил он через плечо, направляясь к роялю, – будете переворачивать для нас страницы?

Она взглянула на Изабель, девочка с таким обожанием смотрела на отца, что Грейс не смогла отказать. Она присоединилась к ним у рояля, заняв место чуть поодаль от Дилана справа. Изабель положила ноты своего дуэта на пюпитр и открыла их.

– Раз, и два, и три, – сосчитал Дилан, и они приступили к игре. Темп был быстрым, а мелодия живой. Переворачивая страницы, Грейс наблюдала за тем, как большие руки Дилана наряду с маленькими ручками Изабель порхают по клавишам. Они играли так красиво, будто делали это постоянно с тех самых пор, как Изабель научилась сидеть.

Даже играя без предварительной подготовки, они допустили всего две ошибки, и обе из-за того, что их руки столкнулись, когда их пути пересекались. Грейс перевернула последнюю страницу, они отыграли завершающие аккорды, остановились и рассмеялись.

– Браво! – зааплодировала Грейс, присоединяясь к общему веселью.

– Отличный дуэт, – похвалил дочь Дилан. Внезапно он обнял Изабель за талию и посадил к себе на колени, она взвизгнула от радости. – Давай попробуем так, – предложил он. – Ты сыграешь половину моей партии в дуэте, а я – половину твоей.

– Папа! – воскликнула она, всё ещё смеясь. – Ничего не выйдет.

– Почему?

Она повернула голову и посмотрела на отца.

– Так нельзя исполнять дуэт!

– Кто сказал? – спросил Дилан. – Давай попробуем.

Они попробовали, но из этого получился сплошной кавардак. Грейс не понадобилось переворачивать для них страницы, потому что Изабель так сильно смеялась, что не могла исполнить ничего связного.

В этот момент в комнату вошла Молли, и смех Изабель сразу же стих. Она знала, что приход няни означает конец веселью.

– Прошу прощения, сэр, – сказала Молли, приседая в реверансе, – но мисс Изабель пора спать.

– Нет! – воскликнула Изабель, поворачиваясь на коленях у отца и прижимаясь щекой к его груди. – О, папа! – взмолилась она и обвила руками его шею. – Ещё рано, разве мы не можем поиграть подольше? Было так весело. Ну пожалуйста!

Видимо, сердце Дилана было высечено из камня, потому что он не поддался на уговоры. Дилан закрыл глаза, сжал губы, и схватил запястья Изабель, словно намереваясь высвободиться из её объятий. Но, к удивлению Грейс, вдруг передумал, обнял дочь и зарылся лицом в её волосы.

Грейс моргнула и отвела взгляд. Возможно, Изабель была права, а Грейс ошибалась. Возможно, мужчины могли меняться. Какие-то из них. Иногда.

Через мгновение Дилан отстранился и встал, не отпуская Изабель.

– Маленьким девочкам пора отправляться в постель, потому что им нужен сон, – сказал он. – Тише, – предостерёг Дилан, когда она попыталась запротестовать и направился к дверям, неся дочь на руках. – Мы обязательно сыграем ещё.

Грейс и Молли последовали за ним вверх по лестнице в спальню Изабель. Молли откинула покрывала, Дилан уложил дочь в постель, затем укутал её в простыни и сел на край матраса. Он казался великаном по сравнению с крошечной кроватью и совсем маленькой девочкой.

Грейс наблюдала за ними с расстояния нескольких футов, пока Молли ходила по комнате, расставляя вещи по местам. С того места, где она стояла, лицо Дилана было не видно, но зато она разглядела лицо Изабель, которое внезапно стало задумчивым.

– Папа? – Нахмурившись, Изабель посмотрела на отца. – Ты сегодня вечером куда-нибудь идёшь?

Прошла секунда, другая.

– Да.

Изабель вытащила руку из-под простыни и схватила его за ладонь.

– Тебе обязательно уходить?

– У меня дела.

– Какие?

Дилан поёрзал на матрасе, но затем наклонился и поцеловал Изабель в нос.

– Какая разница? – поддразнил он. – Ты же всё равно будешь спать.

К удивлению Грейс, Изабель решила не развивать тему. Она едва заметно кивнула и отпустила его, всё ещё рассеянно хмурясь. Дилан поднялся на ноги, убрал руку дочери обратно под простыни и подоткнул их.

– Спокойной ночи, малышка, – пробормотал он и укрыл Изабель одеялом.

Изабель ничего не ответила, больше не пытаясь спорить с отцом. Это вызвало у Грейс подозрения. Она понаблюдала за Изабель некоторое время, но та уставилась в потолок,