– Негодяй! – вскричал Богу.

– Убейте ядовитую тварь, чтобы она больше никого не покусала!

Сколопендру раздавил пыточник, при этом она еще долго извивалась и корчилась, стараясь ужалить. Когда труп бывшего начальника Цу унесли, Богу сказал:

– Мы так и не вызнали у него никаких тайн.

– Разве что узнали о смерти Бирюзовой Царицы.

– Да, но что нам это дает… – разочарованно протянул Ян Синь.

– Погодите отчаиваться, – проговорил Лу Синь. – По крайней мере, мы узнали одно: то, что Цу предатель и примыкает к заговорщикам из тайного общества.

– И что с того?

– Брат, ты, кажется, оборотень… – начал Лу Синь.

– Допустим.

– А значит, при желании можешь принять чей-то облик. Например, облик господина Цу.

– Да, могу, но зачем?

– Смерть его мы будем держать в тайне. Ты примешь облик Цу и будешь исполнять обычные его обязанности – господин Богу поможет тебе в этом.

– Да-да, – заверил Богу.

– И тогда нам не нужно будет искать заговорщиков, – закончил мысль Лу Синь. – Заговорщики сами найдут тебя. И ты выведаешь у них все тайны.

– Это дельная мысль! – обрадовался Богу. – А я ведь совсем было потерял надежду…

– Только тело настоящего Цу надо тщательно скрыть.

– За этим дело не станет, – заверил товарищей Богу. – В Северном дворце много бездонных колодцев, хранящих безымянные кости. А теперь не угодно ли отправиться снова ко мне – скоро рассвет, беда если нас здесь заметят.

– Верно, – кивнул Лу Синь. – Едемте к вам, уважаемый начальник.

– Я прикажу устроить чайную церемонию, – сказал господин Богу.

– Чай? – переспросил Лу Синь. Что-то словно кольнуло его в сердце, какое-то сладкое и болезненное воспоминание. – Что ж, чай сейчас будет как нельзя кстати.

Не бойся дня, но бойся ночи-

Она слепая, как стрела.

Она пугает и морочит

За мглой оконного стекла.

Зажги светильник, флейту в руки

Возьми и что-нибудь сыграй.

Не бойся славы, бойся скуки,

А впрочем, сам и выбирай.

Встречай гостей, пришедших с тьмою,

Поставь им крепкого вина.

И ночь лишит тебя покоя

И будет, как и ты, пьяна.

И будет той, какой ты хочешь,

Среди неверного огня.

Послушай же: не бойся ночи,

Не бойся ночи, бойся дня.

Мудрецы говорят, что сильнее всего навевает уныние крик мула в глухой деревне и вид одинокой девушки у окна. А еще те же самые мудрецы утверждают, что лучше встретиться с разъяренной тигрицей, чем с девушкой, которая истомилась от одиночества и скуки. Может быть, мудрецы и преувеличивают, но в случае с Юйлин Шэнь эта поговорка (оказалась поразительно справедливой.

Дни текли однообразно с тех пор, как Ши Мин вместе с оборотнем Яном Синем уехали в столицу.

Юйлин страшно гневалась на то, что ее, будто слабую девицу, оставили в поместье на попечение старой Бинь. Ничто не утешало девушку: ни чтение старинных книг, ни игра на цитре и флейте, ни прогулки по огромному саду. С каждым днем Юйлин все больше одолевала досада, и оттого ее щеки бледнели, будто луна на исходе. Юйлин даже стихи перестала сочинять: до того опротивела ей собственная бездеятельность. К тому же она не могла ни подать вестей своей сестре, ни от нее получить весточку, а Юйлин очень беспокоила жизнь ее несчастной замужней сестры… Словом, судьба нашей красавицы захромала, да еще, похоже, на обе ноги!

– Нет мне удачи ни в чем! – жаловалась Юйлин садовым цветам и деревьям. – Хотела получить степень цзиньши, так нет, провалилась на экзамене, да и то только потому, что хитрый господин первый каллиграф распознал во мне женщину. В земли Жумань не смогла поехать – оказалась свидетельницей заговора, свидетельницей, которую, видите ли, нужно беречь как зеницу ока! Ах, сердце разорвется от досады! И не с кем поговорить, не с кем поделиться своей печалью!

Однажды старая Бинь отлучилась из поместья на несколько дней – ей нужно было совершить годовой поминальный обряд на могиле предков. Уезжая, домоправительница вручила девушке ключи от всего поместья, от служб и кладовых.

Оставшись одна, Юйлин недолго развлекалась тем, что бродила по многочисленным комнатам и пристройкам притихшего запустелого дома. Но вскоре это занятие стало пугать девушку, хотя по природе своей она не была пуглива. Просто в сумерках да в одиночестве бродить по незнакомому дому… Тут и завзятый храбрец испугается!

– Здесь должны водиться призраки, – сказала Юйлин, запирая за собой огромную приемную залу, в которой чувствовала себя очень неуютно. – И я не удивлюсь, если они здесь действительно водятся. Ведь брат и невестка господина Лу Синя сами оборотни!

Домоправительница, как уже упоминалось, оставила Юйлин ключи не только от дома, но и от кухонных пристроек и от кладовых, полных запасов всякой снеди, – чтобы бедная одинокая девушка могла сама себе приготовить кушанья и ни в чем не нуждалась. Так вот, Юйлин со скуки внезапно почувствовала голод и жажду. Она отперла кладовую с припасами, зажгла свечу и осмотрела полки. Чего здесь только не было! Висели копченые окорока и целые туши вяленых быков и баранов, связки дичи; рядами стояли круги сыров, соевых лепешек. От коробов с разными приправами и пряностями пахло так, что кружилась голова. А сколько здесь было сушеных, засахаренных и вяленых фруктов! Они источали такой сладкий и пьянящий аромат, что поневоле почувствуешь себя голодным!

Юйлин открыла один из плетеных коробов – там оказались вяленые персики и ломтики дыни в сахаре. Ах, солжет и не покраснеет та девица, которая скажет, что не любит сладости!

Юйлин набрала целый поднос сластей, но подумала, что неразумно есть всухомятку. Поэтому она прошла в глубь кладовой и обнаружила множество запечатанных винных кувшинов. Она осмотрела их и выбрала кувшин шансинского десятилетней выдержки, отметив про себя, что у господина первого каллиграфа неплохой вкус.

Со своей добычей (не забыв запереть кладовую) Юйлин поднялась к себе в покои. Здесь она зажгла свечи, разложила на подносе сласти, подогрела вино на маленькой жаровне и наполнила свою чарку.

– Тошно пить одной, – сказала Юйлин, поднимая чарку. – Но что поделаешь! Все меня бросили, бедную, одинокую девицу! Так выпью же за то, чтобы в этот вечер не быть одинокой!

Юйлин осушила чашу не поморщившись (да и разве можно морщиться от великолепного шансинского вина, настоянного на лепестках хризантем?) и съела несколько долек засахаренной дыни. После первой чарки приятно закружилась голова, развязался язык и Юйлин принялась хихикать и болтать сама с собой о всякой несуразице. Потом оборвала себя: