Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На улице ярко, — говорю я ей, сидя у окна, благодарная за то, что именно она сидит на стороне света.
— У тебя похмелье?
Я киваю.
— Да. Точно.
— Твой день рождения был два дня назад, — говорит она.
— Это был грандиозный день рождения, — я рада, что она не видит мои глаза под этими очками, потому что у меня такое чувство, будто она раскусила бы всю мою ложь.
— Итак, тогда рассказывай, — говорит она, наливая бокал шампанского и протягивая его мне. — Подожди, сначала нет, выпьем за то, что тебе исполнился двадцать один, детка. Добро пожаловать в клуб.
Я поднимаю свой бокал и чокаюсь им с ее бокалом, стараясь, чтобы мои движения были нежными. Сегодня утром я чуть не сломала зубную щетку пополам, поэтому нужно помнить, что у меня больше сил, чем раньше.
— Спасибо, — говорю я ей, и у меня начинает щипать в носу от ощущения, как слезы подкатывают к горлу, внезапно захлестывают эмоции. Все эти ночи в доме я думала, что никогда больше не окажусь в такой ситуации, думала, что никогда не увижу свою единственную подругу, не буду свободна в этом мире, притворяясь нормальной.
Но знаю, что на самом деле я не свободна.
Что это пауза в моей жизни, точно такая же, как пауза между вожделением и жаждой крови. Скоро мне придется принимать решения о том, сколько из моей прежней жизни я могу вернуть, не подвергая опасности себя и своих родителей.
Предполагаю, не так уж много.
— Ленор, — говорит Элль, сделав глоток. — Прекрати это дерьмо. Что происходит?
Я качаю головой, жалея, что не могу рассказать ей все. Она бы мне никогда не поверила.
— Я поссорилась с родителями, — говорю я ей, и это не ложь.
— Ох, — говорит она, скорчив гримасу. — Мне жаль. В день рождения? Отстой. И ты застряла с ними в пустыне.
Как раз в этот момент к нашему столику подходит официант, худой, как тростинка, старик с густыми усами. Он смотрит на нас двоих со спокойным презрением. Вероятно, он не привык к таким девушкам, как мы, как к своей обычной клиентуре.
— Здравствуйте, — говорю я официанту.
— Могу я посмотреть ваше удостоверение личности? — спрашивает он меня отрывистым голосом.
Я смотрю на Элль, приподняв брови.
— Что ж, сегодня ваш счастливый день, сэр, — говорит она ему. — Потому что ей только что исполнился двадцать один год.
Он бросает на меня вежливый взгляд, ожидая, что я достану свое удостоверение личности.
— Я забыла дома, — говорю я ему. Не у себя дома, а у Солона.
— Ну, тогда, боюсь, вам нельзя пить, — говорит он мне, когда я поправляю солнечные очки на голове. Свет все еще яркий, но я не обращаю на это внимания, не сводя глаз с официанта.
— А может просто поверите, что мне двадцать один, — говорю я ему, продолжая смотреть на него самым пристальным взглядом, на который только способна. «Поверь мне, поверь мне».
Он колеблется.
«Или я убью тебя», — добавляю я для пущей убедительности.
Официант вздрагивает. Моргает.
— Ладно. Простите, что спросил.
Затем он поворачивается и уходит, бросив на меня испуганный взгляд через плечо.
Элль разражается лающим смехом.
— Что, черт возьми, это было?
— Не знаю, — говорю я, снова надевая солнечные очки. Пожимаю плечами и делаю изящный глоток шампанского. Я не лгу. Я не знаю, то ли я просто внушила ему, как вампир, то ли убедила его с помощью магии. Главное, что сработало.
Должна признать, это было приятно.
— Знаешь, ты всегда была такой, — размышляет Элль, беря в руки меню. — Мужчины и женщины всегда попадаются на это.
Я колеблюсь, прежде чем спросить.
— В смысле?
Она поднимает на меня взгляд и водит кончиками пальцев, описывая круги.
— Ты. В этом вся ты.
Я делаю еще один глоток своего напитка, проглатывая пузырьки.
— А ты? Ты ведёшься на это?
Элль фыркает.
— Ага, еще чего, — ее взгляд возвращается к меню. — Блин, я хочу заказать все, что есть в этом меню, но дорого до ужаса.
— Я же сказала, что угощаю.
— Но у тебя день рождения был.
— Купишь мне потом выпить в баре, — говорю я ей. — В другом баре, подешевле.
Мое ожерелье начинает греться на коже, поэтому я рассеянно обхватываю его пальцами, чувствуя, как оно согревается между моими пальцами.
— Новое ожерелье?
Я смотрю на нее, пока она разглядывает его.
— Да, подарок на день рождения, — осторожно отвечаю я ей.
— Ну, дай-ка я посмотрю.
Я отпускаю руку, и она ахает. Вчера вечером я сняла свои серьги — к утру дырочки уже затянулись, — но ожерелье оставила на себе.
— Срань господня. Выглядит чертовски дорого. Это рубин? И бриллианты?
Я киваю.
— Наверное, подделка.
— Кто тебе это дал?
Мне приходится лгать.
— Родители.
У нее на лбу появляются морщинки.
— Родители? Подарили тебе рубиновое ожерелье? Не похоже на подарок родителей дочери, как будто крутой папик подарил своей возлюбленной, — я чуть не фыркаю от ее описания Солона. — И твои родители никогда бы не подарили тебе ничего настолько шикарного. Ты? В бриллиантах?
Затем она хмуро смотрит на мою шею, на мои руки.
— Где все остальные твои цепочки и кольца?
— Сняла, — говорю я, зачем-то пряча руки под стол, а рубин продолжает обжигать мою кожу. — Не была уверена, подойдет ли это для такого шикарного места.
— О, и ты скрыла все свои татуировки, — отмечает она. — Я здесь выгляжу как неухоженный дикий ребенок. Ну и ладно. Я такая, какая есть.
И думаю, это никогда не изменится. Я быстро улыбаюсь ей. До сих пор она не заметила, что мои клыки острее, чем обычно. На самом деле это не так заметно, наверное, они вылезают, когда это необходимо.
Я беру меню, надеясь, что она оставит тему о моих украшениях. Если она по какой-то причине попросит показать татуировки, я обречена.
Мы погружаемся в молчание, пока я решаю, что бы такое съесть. Я совсем не голодна, ни по еде, ни по крови, но будет выглядеть странно, если я ничего не закажу. Думаю, что суп из лобстера — хороший выбор. Я снимаю солнцезащитные очки и кладу их на стол, мои глаза наконец привыкают к свету.
— О, боже мой, — тихо произносит Элль, в то время как задняя часть кулона внезапно вспыхивает, прижимаясь к груди.
— Что? — спрашиваю я, вглядываясь в рубин и отводя его подальше от своей кожи.
— Я только что видела, как сюда вошел самый великолепный