Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что… а что тебе не нравится здесь? – спросил он.
Динка вдруг стала серьезной.
– Многое, – сказала она. – Ну, например, мне никогда не нравился твой отец. Старый извращенец. Мне кажется, он сбежал сюда, чтобы трахать здесь девчонок до самой старости – да, в общем, этим он сейчас и занимается. Я его ненавижу.
– Но ведь он – конунг, – прищурился Фил. – Он здесь управляет.
– А ты – его наследник. Поэтому я хотела найти тебя и наконец нашла – там, в клубе, помнишь?
Фил сглотнул слюну:
– Зачем ты мне все это говоришь?
– Ты что, еще не понял? Ты сам должен стать конунгом, повелителем Ижоры. Хозяином этой реальности. Рано или поздно это все равно случится, так зачем тянуть?
– Вот, значит, какая ты, – произнес он. – Значит, ты не боишься, что…
– Не боюсь, – сказала Динка, глядя ему прямо в глаза. – Я такая. И всегда такой была.
Несколько минут Фил молчал. Мысли начинали путаться: действие чудо-таблеток подходило к концу. О чем-то подобном, кажется, предупреждал Ингвар. Он говорил, в эту ночь могут сбыться самые сокровенные мечты. Это какие же?
– Я собираю команду, – сказал он вдруг. – Мы снарядим корабль и нападем на шведскую базу. Ингвар поручил это мне.
– Вот и отлично. – Диана тронула его за колено. – Ты глупый. Разве ты не понимаешь? Тебе давно уже пора было собрать свою команду. А потом, когда вы вернетесь, все станет твоим… ты понимаешь, о чем я?
– Он мне доверяет, – сказал Фил.
– Он и мне доверяет. А это вдвойне хорошо, правда?
– Я подумаю, – сказал Фил.
Диана обняла его. Провела ладошкой по рыжим волосам. Поднялась на ноги и скрылась в темноте. Вдали по-прежнему пылали и искрились костры.
Несколько минут Фил смотрел ей вслед.
Потом сунул руку в карман. Таблеток больше не осталось. В голове шумело.
В отдалении раздался хруст веток, и знакомый голос спросил:
– Можно с тобой посидеть?
– А, Ники, это ты, – сказал Фил. – Ну, садись. Ты откуда?
– Оттуда…
Младший ярл был бледен, хотя и пытался улыбаться. Он облизывал слегка припухшие губы.
– Что случилось?
– Ничего, – отвечал Ник нехотя.
– То есть как ничего не случилось? А эта девчонка? Как там это… божественная любовь?
Ник скрипнул зубами.
– Можно, я не буду рассказывать? – спросил он. – Я думал, все бывает иначе. Наверно, я идиот.
– Что ж ты так. – Фил не удержался и ухмыльнулся. – А у меня вот все было просто удивительно. Это даже лучше, чем синхрон.
– Не знаю. Я свои в карман высыпал. Зря ты их ел, Филипп.
– Расслабься, младший, – посоветовал Фил. – Это моя модель. Чего хочу, то и делаю.
– Я знаю. Но это опасно.
В голове у Фила шумело. Определенно, надо было съесть еще.
– Ты трус, – сказал он. – Как мы с тобой пойдем в поход, прямо и не знаю.
– В поход?
– В поход на Сигтуну. Знаешь Сигтуну?
– Мы с отцом были в Стокгольме, – сказал Ник. – Там рядом. Нас возили на экскурсию.
– Там живет король Олаф. Мы победим его. Понял?
Ник промолчал.
– Съешь свои таблетки, дурак, – сказал Фил. – Чего ты тормозишь?
– Мне нельзя, – угрюмо произнес Ник. – Не предлагай. Я пробовал однажды… в школе. Я мало что помню. Потом, правда, отцу звонили…
– Тогда мне отдай, – перебил Филипп.
Он уже протянул руку, но младший попятился:
– Нет, Фил… тебе тоже не надо… я тебе серьезно говорю. Не надо.
– Я не понял. – Голос Фила стал жестким. – Ты что, не слушаешь своего ярла?
– Я слушаю, Фил. Но только…
– Дай сюда. Это приказ.
Ник медленно запустил руку в карман. Вытащил. Разжал кулак.
Одну за другой Фил отправил в рот три таблетки. Глотнул. Поморщился. Съел еще три. Две остались Нику.
– Ждем чудес? – спросил Филипп.
– Я читал когда-то, – тихо заговорил Ник. – Был такой персонаж в истории. Один арабский старик. Он кормил парней гашишем, и им мерещились всякие чудеса. А потом он посылал их убивать, кого сам скажет. Эти парни назывались «ассасинами».[20]
– А какие им мерещились чудеса?
– Девушки в основном, – уточнил Ник. – Райские гурии.
– Ты думаешь, это чудо? А по-моему, просто телки.
Ник уселся на землю и опустил голову на руки. Фил усмехнулся и последовал его примеру.
– Смешно звучит: ассасины, – пробормотал он. – Да пошел ты… пусть лучше будут гурии.
Костер все еще горел, когда в его голове что-то мягко перевернулось, будто тяжелый ком белья за круглым окошком стиральной машины (Фил вспомнил, что это уже приходило ему в голову, просто голова была тогда чьей-то другой), и после этого мысли потекли по-иному. Он попробовал сосредоточиться на какой-нибудь одной и обнаружил, что это довольно странная мысль: ему показалось, что весь окружающий мир прислушивается к биению его пульса. Если сердце вдруг остановится, замрет и эта графика. Фил постарался не дышать, и игра удалась: сперва перестали шуметь сосны и потрескивать ветки в костре, потом и само пламя на мгновение перестало трепетать и словно бы даже стало плоским.
Фил замер.
Пламя костра вспыхнуло жарче и тут же потеряло форму, сделавшись расплывчатым и неопределенным, будто в центре поляны вырос светящийся смерч неясной природы. Круг темных сосен двинулся в сторону.
А может, это сам небосвод поворачивался вокруг своей оси – причем ось эта проходила прямиком сквозь Филиппову макушку. Похоже было, будто кто-то снаружи отворачивает крышку громадной консервной банки, на дне которой сидят изумленные зрители. «Интересно, что будет, когда крышка откроется?» – только и успел подумать Фил, когда крышка действительно открылась.
* * *
В комнате на двенадцатом этаже было тихо и темно. Молодой человек в кресле у окна как будто дремал. Фил узнал его. «Только не просыпайся», – прошептал он.
На узкой кровати, обняв подушку, смотрела третий сон девушка, которую он узнал тоже, хрупкая и беззащитная, какой никогда не была в жизни и которую – он отчего-то был уверен – он больше никогда такой не увидит. Печаль и нежность заполняли его сердце, и впервые в жизни этого было ему достаточно, как когда-то в детстве. Он не мог к ней прикоснуться. Он вообще не существовал.