Шериф добавил еще несколько резких фраз, убедился, что запугал преподобного окончательно, и направился к реке. Дважды свистнул и, дождавшись, когда сидящий в кустах человек подойдет к лошади, ухватил его за ворот грубой полотняной рубахи.

— Слушай меня, ниггер, — прошипел он, — завтра, как договорились, — кровь из носу, но должна быть жертва вашему Мбоа.

— Слушаюсь, масса шериф, — сдавленно просипел тот. — А мне за это правда ничего не будет?

— Я свое слово всегда держал, — отпустил раба шериф. — Но не дай бог, если ты меня подведешь! Я тебя в тот же день на виселицу определю, сам знаешь!

— Знаю, масса шериф, — покорно склонился раб. — Как вы сказали, так все и будет.

Шериф язвительно улыбнулся и пришпорил кобылу. Завтра ровно в полночь, когда преподобный приведет юного упыря в рощу, причем строго со стороны рисового поля, он даст распоряжение открыть огонь на поражение. Взбешенный своим бессилием, шериф знал — одной правильно посланной пули, чтобы поставить во всей этой истории большую жирную точку, вполне хватит.

А виновного в смерти Лоуренса он найдет.

С визитом в семью Мидлтон Джонатан и Теренс Лоуренс отправились вместе — по всем правилам. Сели за стол, неплохо перекусили, выпили вина, внимательно осмотрели приглашенную из детской комнаты Энни Мидлтон, отправили ее обратно и еще раз, уже официально, обговорили размеры и порядок передачи приданого.

Как достаточно быстро выяснил дядюшка Джонатана, оно отнюдь не было чрезмерным. Большое, но, увы, целиком деревянное здание театра, когда-то купленное главой семьи в паре со старшим Бернсайдом, изрядно обветшало. Настолько обветшало, что последний театральный сезон просто не состоялся!

Теперь оно стояло совершенно пустым и требовало ремонта, и, по самым скромным подсчетам, на него как раз и должна была уйти оговоренная сумма наличными. Можно было сказать так, что под видом приданого для Энни ее родители просто производили необходимые траты на поддержание дела, угасающего без постоянного присмотра.

И все равно лучшей партии в округе, пожалуй, было не найти. Мидлтоны всегда поддерживали своих вышедших замуж дочерей, да и зятьям кое-что перепадало, хотя бы в виде политического влияния. Поэтому предложение было принято, дата официального обручения назначена на ближайшее воскресенье, и что-то около двенадцати вечера Джонатана и дядю Теренса развели по гостевым спальням.

— Она тебе действительно так нравится? — перед тем как уйти к себе, как бы невзначай поинтересовался дядюшка.

— Хорошая девушка, — кивнул Джонатан. — А главное, достаточно молодая, чтобы можно было чему-то научиться.

— И чему ты ее собираешься научить?

Джонатан задумался. Понятно, что прежде всего Энни должна разделять взгляды своего мужа. Постепенно научиться поддерживать в поместье должный порядок, причем не просто ждать, когда ее муж добьется полной гармонии жизни, но и активно помогать в этом. Например, заботиться о духовном развитии черных и белых слуг.

А потом, через пять или шесть лет, когда все поместье будет пропитано тем духом благорасположения, который внесет в него Джонатан, она должна будет тщательно следить за тем, чтобы никто, ни один из опекаемых ими людей не сбился с предписанного им пути.

— Ну, так чему ты хочешь ее научить? — повторил свой вопрос дядя Теренс.

— Жизни со мной, дядюшка, а больше ничему, — улыбнулся Джонатан.

Преподобный Джошуа прибыл к поместью Лоуренсов на десять минут раньше предписанного часа и прямо с порога узнал от Платона, что ни масса Джонатана, ни масса Теренса в доме нет; все в гостях у Мидлтонов.

Преподобный глянул на часы и похолодел: времени оставалось всего ничего!

— Гони! — ткнул он стеком недавно купленного в помощь Томасу, но куда менее сообразительного кучера. — К Мидлтонам! Быстро!

Кучер начал нахлестывать пару лошадей во всю мочь, но, как ни старался, к дому Мидлтонов они добрались только к двенадцати ночи. Преподобный выскочил из экипажа, принялся молотить в дверь, поднял весь дом, добился, чтобы к нему привели Джонатана, и, чуть не задыхаясь от волнения, выпалил:

— Джонатан! Срочно! В поместье!

— А в чем дело? — удивился Джонатан.

— Человеческое жертвоприношение! Черные! В роще!

Джонатан мгновенно посерьезнел. Он знал, что черные иногда приносят жертвы Мбоа, и каждая из этих жертв означала, что его авторитет среди рабов еще более возрос. Но проявлять подобную осведомленность было бы неосмотрительно.

— Откуда известно?

— Томас рассказал!

— А вы в полицию сообщили?

Преподобный на секунду смешался, но тут же спохватился:

— Да, послал я за ними, послал! Но пока они приедут… если вообще поедут…

Джонатан ушел в себя и через несколько секунд отрицательно покачал головой.

— Я не поеду.

— Ты что, Джонатан? — встревоженно толкнул его в бок Артур. — Это же твое поместье! Там же без тебя черт знает что творится!

— Сказал, не поеду! — как отрезал юный Лоуренс. — Вон дядюшка, если хочет, пусть едет; он пока еще опекун.

— Я т-тоже н-не поеду, — заикаясь от волнения, решительно отказался дядя Теренс. — И речи быть не может. Х-хватит с меня к-крови, в-вот как! — он резанул себя ладонью по горлу. — Насмотрелся! Пусть полиция разбирается; я для этого налоги плачу!

Преподобный Джошуа панически заметался, принялся уговаривать, перетянул на свою сторону Мидлтонов и вскоре понял, что задуманное шерифом уже провалено. На часах половина первого, а ни один из Лоуренсов так и не согласился приехать в родовое гнездо.

— Вам это даром не пройдет! — зло прошипел он и ткнул пальцем в Теренса. — Он-то безбожник, нахватался в Европе гнилых идеек, но ты! Ты, Джонатан! Не ожидал…

— Все, преподобный, все, — взял его под локоть Теренс Лоуренс. — Хватит брызгать слюной…

Шериф ждал долго. Очень долго. Наверное, до половины второго ночи. И все это время он, как и все сидящие в засаде у рощи констебли, смотрел, как в сотне футов от него одурманенного какой-то дрянью трехлетнего, не старше, ребенка кладут на расколотое пополам бревно, — а Джонатан все не появлялся, — как из него медленно, точь-в-точь как это любит делать Мбоа, выпускают кровь, разрезают промежность, вытаскивают тонкие розовые кишочки, — шериф уже едва удерживал своих людей, а Джонатана все не было и не было, — как с утробным воем мужчины развешивают эти кишочки на ветках, надеясь, что великий и ужасный Мбоа хоть на какое-то время насытится и оставит их в покое…

И только тогда появился преподобный. Он пришел совсем не с той стороны, с какой ему сказали, тут же нарвался на патрульного, и его, в горячке едва не пристрелив, подвели к шерифу.

— Ну? — хмуро произнес шериф.