– Мне пора, – вставая, сказала брюнетка и, не оглядываясь, пошла прочь.

Кристина вскочила, думая двинуться следом, и тут заметила, что возле столика стоит кто-то еще – тот самый мужчинка с электронной книгой.

– Ой, – улыбнулся он.

– Что «ой»? – хмуро уставилась на него Крис.

В его улыбке мелькнуло замешательство:

– Да вот увидел, как вы тут одна посиживаете, и подумал, не составить ли вам компанию: вдвоем-то веселей!

– Мне – нет, – отрезала молодая женщина.

– Точно?

Вместо ответа Кристина прошла мимо, высматривая, куда могла деться та девица. Темный плащ вроде как мелькнул на фоне заднего фасада библиотеки, хотя это могла быть просто тень от деревьев.

Мужчинка с книгой все еще стоял у столика. Его глаза источали благожелательность, ну и, понятно, надежду.

– Как вы тут сказали: я «посиживаю одна»? – обратилась к нему Крис.

– И это прекрасно, – готовно оживился он. – Я сам это люблю, посиживать один. Никто не отвлекает, на душе мир и покой, правда? Просто иногда между людьми вдруг происходит некое сцепление, и…

Кристина полоснула его взглядом, под которым он невольно попятился. А она уже спешила вон из скверика, набирая номер.

– Вот она, легка на помине, – весело сказал в трубку Джон. – А как насчет…

– Они только что на меня выходили, – перебила его Крис.

Дэвид и Доун, сцепившись ладонями, сидели на кожаном диванчике. Доктор Чоу восседал напротив за своим обширным, усеянным бумагами столом и взглядом демиурга взирал поверх очков на свои записи. Царила тишина. В докторе было что-то от судьи из реалити-шоу: в частности то, как он перед оглашением своего вердикта смакует, затягивает невыносимую паузу (безусловно тщательно, с циничным умыслом просчитанную в сценарии). А потом объявляет решение, по итогам которого один из несчастливцев выбывает из конкурса, тем самым навеки исчезая из поля алчного внимания и капризной, переменчивой любви миллионов пялящихся в ящик дебилов. Дэвид по простоте душевной считал, что вердикт был вынесен еще во время УЗИ, но теперь эта уверенность в нем давала крен. Через силу заставляя себя дышать, в ладони он ощущал холодные пальцы Доун.

Зачем все это?

Особенно сегодня. Да и вообще. Вот на этом самом диване и в точно такой же позе они сидели восемь месяцев назад, когда им сказали, что заведовавшая УЗИ женщина истолковала черно-зернистые экранные образы ошибочно (!), а комочек, который, по ее жизнерадостному мнению, являл безошибочные признаки жизни, на самом деле, как бы это сказать, вел себя наоборот. Иными словами, был неживым.

Интересно, а помнил ли эту встречу сам Чоу? В техническом смысле, видимо, да: она значилась у него в записях. Ну а эмоционально, с ощущением воздействия, которое она произвела на конкретную пару – именно эту, среди сотен других? Наверное, нет. Такого рода припоминания в обязанности медика не входят. Для таких, как Чоу, всякое известие классифицируется как единица неизменяемой информации. Своего рода скрижаль. Быть может, где-то в уме у него и существует некий формальный раздел между разрядом новостей «хороших» и «плохих» – чтобы можно было поставить знаки различия, когда что-то происходит внутри его собственной семьи или родни, – в иных же случаях он не допускал, чтобы его профессиональная беспристрастность разлаживалась из-за каких-то там сторонних фактов, являющихся объектом его сиюминутного внимания, – качество, несомненно, ценное для практикующего врача.

Но оно же делало его прескверным оракулом.

Итак, наконец, он поднял голову и величаво улыбнулся.

Но даже этого было недостаточно для того, чтобы ледок напряжения стаял или же чтобы наметилась бороздка, по которой могло лопнуть тихое прохладное стекло, отделяющее их невежество от его знания. Улыбка с одинаковым успехом могла означать как возглашение хорошего, так и фокусировку холодной трезвости перед тем, как рубануть опустошительно плохим. А может, она и вовсе привязана к чему-нибудь постороннему – скажем, отрадному предвкушению, что на ужин доктору обещан стейк по-домашнему.

Так, ну ладно. Еще три – нет, четыре – секунды, и тогда руку жены надо будет высвободить, и этой вот лампой на штативе изо всех сил огреть Чоу по шишковатой лысине.

И тут врач изрек всего два слова:

– Все замечательно.

Доун, застыв, оставалась неподвижной. Дэвид исторг прерывистый выдох, и когда жена с новой силой стиснула ему ладонь, ощущение было таким, будто это не он ей, а она оказывает ему поддержку.

Выждав паузу для аплодисментов (их не последовало), Чоу закончил спектакль и перешел к делу:

– По результатам УЗИ скажу: пока все выглядит нормально, и лично я не усматриваю на горизонте ничего, эти мои выводы – н-да? – опровергающего. Понятно, при вашей истории вам будет непросто, но на данном этапе надо радоваться тому, что все идет нормально. Радость и спокойствие весьма позитивно воздействуют на беременность. Таково мое мнение.

Будущая мать принялась многословно его благодарить. Чоу вяло отмахивался (дескать, увы, истинная моя сила вам всем и невдомек) и собирал бумаги в более аккуратную стопку.

– Насчет имени подумывать еще не начинали?

Доун, помаргивая, смолкла и потрясла головой.

– Э-э, нет, – ответил за нее Дэвид. – Пока нет. После всего того, через что мы прошли, причем уже дважды…

– Разумеется, – кивнул медик. – Могу вас понять. Да и рано еще. Всегда имеет смысл повременить. Помедлить, так сказать, перед лицом судьбы. А спросил я потому, что испытываю в некотором роде неловкость. Дело вот в чем. УЗИ вышел не настолько четким, чтобы эту деталь в динамике мог разглядеть дежурный специалист, но на снимке мне все видно вполне отчетливо.

Он сделал паузу, хмурясь на распечатки, судя по всему, того самого изображения, которое недостаточно четко разглядел менее сведущий глаз.

Когда оракул Чоу поднял голову, его улыбка стала чуть шире:

– У вас будут близнецы.

Из клиники они вышли в блаженном полузабытьи, все так же держась за руки. Вслед за сногсшибательным известием доктор, правда, подстраховался предосторожностями, что-де приход в мир близнецов сопряжен с более тяжелыми родами, результат которых не так-то просто прогнозировать – на данном этапе это вообще, можно сказать, гадание на кофейной гуще, да еще и, несмотря на то что пульс у обоих плодов стабилен и четко выражен, один из них кажется несколько развитее другого, хотя в целом ситуация для подобных вещей вполне типичная и, будем надеяться, к нужной поре все выправится.

Этот «бодрячок» в духе Коломбо вызвал у Дэвида знакомое ощущение, будто земля уплывает из-под ног (вот уж точно: жизнь бьет ключом, и все по голове!), но деловитое пророчество Чоу он воспринял как добрый знак.