Никон пытается перекричать причитающих:

– Она инструмент в чужих руках. Мы бессильны, что-либо изменить.

– Да! Да! – восклицает Берестов. – И я так говорил! Ее используют злые люди.

– Мы никогда не бываем бессильны! – восклицает монахиня. – Наша сила – в терпении и надежде. В нас сокрыта великая сила, которую усыпили те, для кого она опасна. Надо проснуться.

– Опять ты со своими проповедями! Да, что за мечтатели. А я все думаю, в кого внучка пошла?

– И пошла! Она сильная! Только заблудилась. Все еще исправится. Иначе нельзя!

Уходят с еще большим чувством вины, чем пришли. Разбудили убаюканные ледяной зимой переживания. Глотнули горечи, выпавшей в мерзлый осадок и растопленной теперь неловким движением ищущей души. А, может быть, так и надо? Не вечно же носить в себе этот яд, потихоньку отравляющий. Надо же что-то делать…

Глава 9.

Этому посетителю Никон не радовался вовсе. Граф, он же – Гриф явился в хорошем настроении. С удовольствием упивался контрастом. Он весь такой – лощеный и успешный молодой человек. А напротив него сидит неудачник. За несколько месяцев скатившийся, почти с его, Графа уровня к самому днищу социального бытия. Болезненному, гниющему и зловонному. Такому теперь посочувствовать можно и пожалеть иронично. Такой теперь – и не конкурент вовсе. Не игрок на поле желанного девичьего сердца.

– Здравствуйте, Никон Тенко!

– И Вам не хворать!

Никон ответил расхожей в новом обществе фразой, стараясь вложить в нее максимум иронии из возможной.

– Вы изменились. Адаптировались к новым условиям существования.

– Слава Богу, не жалуюсь! А вот Вы нисколько не изменились.

– Да, я верен себе.

Влюбленный в себя человек только себе и может быть верен, промелькнуло в голове у Никона. Для сохранения контроля над беседой, спросил:

– Что на воле новенького?

– Новостей вам здесь не показывают?

Вот, что же за людина такая, подумалось, про себя, Никону словами Виктора! Решил – выражать такие эмоции вслух еще рано. Принялся зондировать почву на предмет причастности Грифа к его поимке.

– А Вы как думали? Здесь условия очень суровые. И врагу не пожелаешь. Если в этом городе и есть Ад, то он здесь.

– Мда, сочувствую. Видите, куда могут завести человека ошибки.

– Чьи ошибки?

Вопрос глупый совершенно. Понятно чьи. Но, если хочешь добиться поставленной цели, не зазорно и дураком прикинуться. Возможность обсудить подробнее чужие огрехи Графа весьма обрадовала. Оживился:

– Наверное, Ваши. Или нападение на абонентку и регионального координатора вы ошибками не считаете?

– Как ни странно, но после этого я оставался на свободе.

– Для преступника попасть в тюрьму – дело времени.

Вот же гнида! Издевается! Сдерживаться все сложнее и сложнее. Никону очень захотелось вцепиться в горло этому холеному моральному уроду. И душить, душить. Смотреть в его глаза, наполненные ужасом. Вот это будет контраст! Секунду назад самовлюбленно, свысока издевался. И вдруг – корчится на грязном пыльном полу. Да, теперь он мог вытворить и такое. Опять заставил себя сдержаться, улыбнулся:

– Закономерно. Про уголовный кодекс и тюрьму – это понятно. Вот интересно, а куда попадают люди, совершившие преступление против совести?

– Что вы имеете в виду?

Осторожный Гриф тоже не боялся показаться неумным собеседником.

– Ну, вот, к примеру. Если, друг моего друга – мой друг. Этот друг друга скрывается от полиции. А я беру – и этого друга друга сдаю. Ведь это же выходит – предать друга. Куда должен попасть человек, совершивший преступление против совести – предавший друга.

– Это как-то сложно Вы сформулировали, – нахмурился Граф, более теперь походящий на Грифа. – Если человек скрывается от полиции – значит он преступник. Опасен для общества, – затянул нудятину. – Способен причинить людям вред. Как законопослушные граждане, мы обязаны помочь ему попасть в такие условия, где он сможет исправиться. Переосмыслить свои ошибки. Иначе, потом будем чувствовать вину от того, что не сделали это вовремя. Ради общего блага надо уметь жертвовать и дружбой.

Он что, подонок, пытается мне объяснить, почему сдал меня? Никон опять еле сдержался. С кем поведешься – от того и наберешься. До тюрьмы проблем с самоконтролем и разговорами с неприятными людьми не возникало.

– То есть, закон для вас важнее дружбы?

– Таковы требования нашего общества.

Никон промолчал. Тишина затянула пространство между собеседниками паутинистым пологом. Порвать его стоило некоторых усилий.

– Вообще, я пришел поговорить об Элеоноре.

Опять тишина. Никон заметил, что его молчание доставляет Графу некоторый дискомфорт. Возможно, такое молчание противоречило этикету. Как же страшен человек, испытывающий дискомфорт от мелочей, и вовсе не испытывающий оного от собственных вопиющих преступлений.

– Она достойна большего…

– Чем что?

«Чем ты, опустившийся зек!» Никон представил Графа, произносящего такое – внутренне рассмеялся. Нет, на прямую открытую грубость такой человек не способен. Как говорят некоторые, он ссыт. Вот на завуалированную окольную подлость. Так, чтобы сделать все чужими руками, а самому остаться в стороне чистеньким и, как бы, и ни при чем – это да. Это его метод. Такой человек способен уничтожить тысячи, запустив в них ракету. И совершенно не способен даже ударить, глядя человеку в глаза. Мягко стелет – да кости ломит.

– Чем…ожидание…эээ…связь с человеком, потерявшим доверие общества. Она молода. Ей нужны возможности и стабильность. Я хотел сказать, что, если Вы по-настоящему испытываете к ней теплые чувства, то должны понять…

Вот ключевые слова, подумал Никон: «теплые чувства». Мягко стелет. Вежлив и учтив. Не холоден и не горяч. Как же противно! Вцепился, как пиявка. Никон перебил тяжко высераемую сквозь фильеру норм этикета подлую мысль:

– Вы хотите сказать, что ей нужен человек как Вы?

– Ну, можно и так сказать.

– Это Вы так решили или она?

– До того, как Вы вмешались в нашу жизнь, она тоже так думала.

Никон промолчал опять. Пусть эти слова повисят в воздухе. Пусть сам попытается понять, что только что сказал. Похоже, автор не понял. В стремлении манипулировать людьми в корыстных целях, логика этого человека, вероятно, претерпела ужасные деформации. Лжец, обманывающий других, в конце концов, начинает обманывать и себя. Сам теряет возможность понимать истину. Разум, подчиненный страстям, задыхается и извращается.

– Очень хотелось бы, чтобы Вы сделали выводы, – Граф замялся. – Вы должны понять, что судьба Элеоноры важнее Вашей эээ… жизни. Если вы сами не прекратите это… Найдутся способы…