Супрамати откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, стал наслаждаться чудной звучавшей вокруг него гармонией. Им овладело невыразимое чувство покоя и благосостояния, которое затем перешло в какую-то странную дремоту. Ему казалось, что он тихо колышется, убаюканный волнами. Весь пейзаж вокруг него, включая и атмосферу, все, казалось, фосфоресцировало. По лужайке, залитой голубоватым светом, плыли прозрачные существа, одетые в белые, развевающиеся туники. Лица их с неясными контурами были нежны и спокойны, а каждое движение их оставляло светлый след и производило приятный аромат.

Сколько времени длилось такое странное состояние, Супрамати не мог отдать себе отчета. Его оцепенение рассеял ударивший ему в лицо порыв свежего воздуха.

Он быстро выпрямился и встретил улыбающийся взгляд Эбрамара. Тот сидел теперь у балюстрады павильона и был окружен многочисленным обществом.

Целая туча птиц порхала вокруг или сидела у него на плечах и на спинке его стула. С радостными криками они клевали зерна из его рук и из тарелки, стоявшей на перилах. У ног мудреца в добром согласии стояли собаки, газель, леопард и другие животные – все мирно и доверчиво получали по очереди из его рук хлеб, рис и пирожки.

Пораженный Супрамати с минуту смотрел на это странное зрелище, а затем спросил:

– Каким образом, учитель, ты приручил всех этих животных? Теперь они находятся в мире между собой, но разве ты не боишься, что какой-нибудь из твоих гостей, вроде леопарда или тигра, когда-нибудь ранят тебя?

Эбрамар улыбнулся, поласкал леопарда и прекрасную сидевшую рядом с ним собаку, а затем спокойно ответил:

– Мне нечего бояться этих низших, но все же братьев. Я люблю их, и они, в свою очередь, любят меня истинным и бескорыстным чувством, так как еще не способны к человеческому лицемерию и лживости.

Они безбоязненно приближаются ко мне, ибо знают, что здесь им нечего бояться ни пули, ни сети, ни хитрости людской, злоупотребляющей их слабостью. И всюду, где людская жестокость не оставила еще по себе кровавого следа, происходит то же самое, и животное доверчиво приближается к человеку.

Только люди не хотят понять, что право жить и пользоваться дарами природы одинаково принадлежат как низшим, так и высшим существам. Нет закона, который бы оставил человека безусловным господином над этими беззащитными существами и давал ему право яростно уничтожать их под тем предлогом, что они будто бы наносят ему вред. Тот, Кто создал поля с обильной жатвой, Кто создал плоды и все, что может питать людей и животных, не говорил: «Человек! Все это я создал для тебя одного». Нет! Его закон любви гласит: «Все живое Я создал из моего дыхания, и каждое из Моих творений имеет праве жить и питаться».

Но человек, в своей ненасытной жадности, алчности и прожорливости не довольствуется всеми богатствами, которые дает ему земля; нет, ему надо крови, трепещущего мяса – и вот он режет все, что к нему приближается, и даже убивает себе подобных. Смерть, крики агонии и разрушение отмечают путь, по которому идет род людской.

Но настанет час, когда возмущенная природа жестоко отомстит преступному человечеству. Истощенная земля откажет ему в своих плодах, реки обезрыбеют, а уничтоженные и пустые леса не дадут ни тени, ни свежести. Охлажденный воздух будет лишен теплоты и кислорода. Возмущенные стихии приведут в ужас весь мир неслыханными катаклизмами. Бури, землетрясения и град невиданной величины уничтожат поля и деревья. Вода или выступит из берегов, или высохнет. Земля превратится в ледяную пустыню и, в заключение, воспламенятся газы.

Но до этого конца сколько бед, страданий и ужаса придется вынести людям. Голод-мститель обрушится на безбожную, кровожадную людскую толпу – и то золото, ради которого она все уничтожала и которому все приносила в жертву, жестоко насмеется над ней. Тогда люди будут ползать вокруг него, лишенные хлеба и кислорода, дрожа от холода в своих дворцах и умирая от голода на грудах золотых слитков.

И этот час Гнева Божия ты увидишь, сын мой! Нечестивое, невежественное человечество жестоко ошибается, полагая, что можно безнаказанно попирать все божеские и человеческие законы. Как для отдельного индивидуума существует наказание, так существует оно и для народов, и для целого человечества…

Эбрамар выпрямился. Взгляд его пылал, а голос гремел, как глухой гром. Дрожь пробежала по телу Супрамати. Ему казалось, что в могучем тембре этого голоса он слышит Самого Предвечного, справедливо осуждающего Свои непокорные создания и человечество, истощившее Его милосердие, покрытое кровью и грязью.

С болезненною ясностью восставала в памяти грустная картина физических и социальных бедствий, приводящих в отчаяние мир и терзающих общество. Ненасытное тщеславие правительств, давящих налогами народ ради вооружения, превратило весь мир в военный лагерь и держит вселенную под вечной угрозой ужасной братоубийственной войны; отчаянные спекуляции, грабящие людскую массу в пользу немногих, создают этим пролетариат, терзаемый алкоголизмом, всеми болезнями порока, пылающий ненавистью и завистью и являющийся бичом человечества под видом анархизма, который разрушение и убийство возвел в закон.

И слова Эбрамара находили словно себе подтверждение в тысячи зловещих симптомов, в разрушении всех принципов, поддерживавших некогда человечество, как-то религия, долг, благородство, добродетель, любовь к семье и родине. Возмущенная природа напоминала как будто о себе повторяющимся все чаще и чаще голодом, атмосферными катаклизмами, явной переменой климата, смертоносными эпидемиями, возвратом проказы и массой других вещей, перечислять которые было бы слишком долго…

Гнетущая тоска сдавила сердце Супрамати и он схватил руку Эбрамара.

– Нельзя ли просветить человечество и открыть ему глаза на те бедствия, какие оно вызывает по своей слепоте? Нельзя ли, наконец, спасти его помимо его желания, как взрослый спасает ребенка от опасности, которой тот не постигает? Неужели вы, ученые, мудрые, повелевающие стихиями, не имеете власти, и на вас не лежат обязанности спасти ваших братьев?

Эбрамар покачал головой.

– Мы не властны спасти помимо его воли это тщеславное, нечестивое и неверующее человечество, одинаково насмехающееся как над загробными голосами, так и над призывом своих ученых, которые твердят, ему: не уничтожай растительность, не истощай землю и не избивай ее население. Настоящее человечество – это палач будущих поколений, которые проклянут его за оставленное им адское наследие. Обезумев от эгоизма и жажды наслаждений, оно летит в бездну, с идиотским благодушием отплясывая на вулкане и на трупах своих братьев, уже убитых зараженной атмосферой. Катастрофа, сын мой, неизбежна, так как непоколебимый закон мстит за всякое злоупотребление, будь то физическое, политическое или планетарное. Итак, повторяю, не в нашей власти отвратить катастрофу, вызванную скоплением злоупотреблений. Тем не менее, настанет и наш час – и к этой-то тяжелой минуте мы должны готовиться безустанным трудом, так как, несмотря на все, мы будем слабыми насекомыми, сметаемыми бурей. Когда умирающее человечество, лишенное хлеба и воздуха, наполнит мир своими криками отчаяния, тогда из пещер, гротов и других тайных, недоступных убежищ появится целая армия магов для заклятия бушующих стихий и для спасения того, что еще может быть спасено. Тогда настанет минута выдержать экзамен и доказать приобретенное нами знание, волю и могущество. Итак, работай, сын мой, чтобы ты мог встать в наши ряды в эту торжественную минуту и занять почетное место.