– Вы видите сны?

– Раньше, в своем теле, – видел. В этой оболочке у меня нет снов, которые я не хотел бы видеть.

Я посмотрела на наши сцепленные руки. Чувствовалось давление его руки, но не ощущалась ее поверхность.

– А сам процесс… Он болезненный?

Аббат помолчал, сузив иконку рта.

– Исключительно, – сказал он наконец. – Но для меня воспоминание об этой боли не кажется мучительным. Просто некий происходивший процесс. Грета, соглашайся, пройди через это, и никто никогда больше не причинит тебе боль.

Таким способом аббат меня спасал: он снова заставил мой мозг работать. Яблочный пресс оставил меня в подвешенном состоянии между ужасом и бесчувственностью, неспособной думать, совсем не похожей на себя. Теперь появилась хоть какая-то тема для размышлений – пусть даже размышлений о перспективе стать машиной.

Меня никогда особенно не заботило собственное тело. Оно было неуклюжим, в веснушках и с каким-то унылым носом. Оно следовало за моим мозгом, как пес на поводке. Мне кажется, я бы не стала по нему тосковать.

И ведь на самом деле лишиться придется только… Но тут я вспомнила вкус губ Да Ся – мед и анис, и то, как ее рука скользнула мне под рубашку. Как Элиан поднимает мне волосы с шеи. От этих воспоминаний в теле стало тепло и мягко – вкус, напряжение, мурашки от прикосновения.

Терять все же было много чего.

– Элиан и Зи, – сказала я, и на меня обрушилось понимание того, что на самом деле я просила, даже умоляла их сделать. – О господи! Элиан и Зи.

У аббата моргнули иконки глаз – мимика, изображающая недоумение.

– Я отправила их убить человека.

– Отправил Талис, а не ты…

– Нет. – Ощущение мягкости кресла вдруг показалось коварным – как бормотание насильника, как прикосновение медузы. Я заерзала. – Нет. Они пошли не ради Талиса. Они пошли ради меня. Я их послала… Их убьют!

Я по-прежнему держала аббата за руку и сейчас попыталась воспользоваться ею, чтобы встать. Плечо вспыхнуло болью. На глазах мгновенно выступили слезы.

– Да Ся и Элиан. И Грего. И…

Мне было не встать. Но нельзя было допустить того, что может произойти.

– Ш-ш-ш! – сказал аббат. – Сейчас.

Он повернулся и взял меня руками за бока, подняв с кресла. Я покачивалась у него в руках, стоя на полу.

– Грета, твои друзья пытаются помочь Талису пробиться сквозь заблокированный эфир и взять ситуацию под контроль. Если у них не получится, причем сегодня, то тогда тебя снова подвергнут пыткам. Завтра. Ты это понимаешь?

– Да.

Вокруг в свете лампы искрились маленькие кусочки золотого стекла от разбитой крыши. Камберлендский корабль обрушился на нас, как упавший с неба город. Пресс падал, отсчитывая: «Тик. Так». Я сглотнула и сказала:

– Знаю. Но, аббат, я не хочу, чтобы за меня кто-то умирал! Ни один человек.

А они, кроме того, мои друзья.

Аббат наклонил голову, прикоснувшись краем лицевого экрана мне ко лбу.

– Жаль, что я не могу поцеловать тебя, дитя, – прошептал он.

Потом выпрямился и отступил назад, оставив меня саму стоять на ногах.

– Ваше королевское высочество. Чем я могу вам помочь?

В итоге аббат сделал для меня три важные вещи. Объяснил, что глушитель передач, скорее всего, находится на корабле камберлендцев. Соорудил две перевязи для моих еще слабых плеч, чтобы я могла безболезненно передвигаться. И расчистил мне путь к тоннелям под кухней.

Внизу царила густая тьма.

Как ни трудно ориентироваться в темноте, еще труднее делать это с подвязанными руками. Я пробиралась вглубь, тащилась мимо полок с банками, обходила бочки с драгоценной мукой и с не менее драгоценной солью. Разок стукнулась головой о полку с маринованными овощами. Но наконец добралась до единственного места в обители, о котором я только слышала: это был длинный тоннель, ведущий к холму и выходящий на поверхность у посадочного индуктора. И возле камберлендского корабля.

«Длинный и прямой, – говорил мне аббат. – Там будет где-то… четыреста пятьдесят шагов».

Четыреста пятьдесят шагов. Я считала их и пыталась заставить себя не думать о яблочном прессе, как он опускается, шаг за шагом, шаг за шагом…

На лице рвалась паутина, а мне было не смахнуть ее липкие нити. Но я шла дальше, освещенная люминесцентной палочкой, которую аббат заткнул мне за пояс. Справа и слева зияли открытые двери. Некоторые были забраны решетками.

Больше всего это походило на катакомбы.

Нет, неправда. Больше всего походило на темницу.

«Никуда не сворачивай, – сказал аббат. – Считай шаги и не сворачивай».

Четыреста пятьдесят шагов сквозь подземную темницу. Аббат знал, куда посылает меня и что я здесь увижу.

Не здесь ли тогда держали Элиана? То ли это место, откуда не видно неба?

«Я пытался создать здесь школу и сад, некое подобие рая, – говорил аббат, укладывая мне руку на перевязь. – Знаю, что рая не получилось. Знаю, что вы все боитесь. Знаю, что я всем вам причинял боль, мучил, пытаясь исправить. Главной моей обязанностью было соблюдение порядка». Он помолчал, словно переводя дыхание, хотя дышать не умел. «И знаю, что у меня ничего не получилось».

А потом он ушел – убедиться, что в коридоре и в кухне никого нет.

Двести шагов. Двести пятьдесят.

Долгие годы у меня под ногами была темница. Самая настоящая!

Триста. Четыреста. И вот – наконец-то, наконец-то! – что-то пронеслось мимо, как аромат ночных цветов.

Голос Да Ся и – слабый и приглушенный – смех Элиана.

Если кто может смеяться в темнице, то только Элиан Палник.

Сердце и желудок словно решили поменяться местами. Я неуверенными шагами пошла на голоса, сдерживая желание позвать друзей по именам. Вот-вот я смогу увидеть звездный свет – лестницу в конце тоннеля. Кто знает, как близко могут оказаться патрули.

Теперь я увидела их над собой: Элиана, Да Ся и еще кого-то третьего позади них, но не могла понять, кто это. Элиан что-то сказал, а Зи отвернулась и тихонько засмеялась, прикрыв рот ладонью.

Несколько секунд я стояла неподвижно, словно меня ударили по голове. Все это потрясло меня – тягучий голос Элиана, хорошо знакомый наклон головы Да Ся, аккуратное движение ее руки. И еще – собственное одиночество. Зачем я их сторонилась, и так долго? Мне так хотелось быть с ними. Так хотелось, чтобы кто-то меня обнял.

Наверное, с моей стороны послышался какой-то шум, потому что все обернулись. Внезапное движение, странно размытое, и в следующую секунду все трое уже бежали ко мне. Элиан, Грего и Зи.

– Элиан, – позвала я. – Там темница!