Дин Макканел утверждает, что сам акт осмотра достопримечательностей вовлекает человека в круг привычных социальных представлений и тем самым помогает ему сконструировать целостную картину мира из доступных ему обрывочных впечатлений. Таким образом, его собственная жизнь и его социальная реальность предстают перед ним как упорядоченная серия событий, наподобие снимков в семейном альбоме, складывающихся в единую историю (MacCannell, 1976).

Макканел считает главной целью туриста укрепление собственной идентичности, утверждение Эго:

«Эго — краеугольный камень любой идентичности. Если субъект лишен Эго, он распадается на миллионы несвязных мыслей и впечатлений. Эго — это центр управления и контроля, объединяющий личность в единое целое. Эго отбирает чувственные впечатления и лепит из них реальность. Отъезд из дома, расставание с привычным кругом семьи и друзей и последующее возвращение в качестве того же самого субъекта, той же самой, или даже улучшенной, личности, — это, пожалуй, лучший стандартизированный тест, который Эго изобрело для измерения своей мощи» (MacCannell, 1976).

Американский антрополог Нельсон Грабурн считает туристические поездки современного человека светским эквивалентом священных празднеств, разделявших время в традиционных культурах на два периода — сакральное время праздника и профанное время повседневных обязанностей.

Для современного человека время тоже делится на повседневную жизнь, полную забот и тягот, и «настоящую жизнь», которую обычный человек покупает себе ценой 11 месяцев напряженного труда. Граница между этими двумя жизнями обставлена своеобразными ритуалами перехода (сборами, получением визы, проводами, «посидим на дорожку», переводом часов в самолете или распитием спиртного с незнакомым попутчиком в поезде).

Ритуалы возвращения менее праздничны, но столь же обязательны: подробные отчеты перед друзьями, вручение подарков близким, демонстрация фотографий, сувениров и бронзового загара сослуживцам…

Само путешествие обычно проходит в режиме, который психиатры называют измененным состоянием сознания: чрезмерное возбуждение, эйфория, напряженность, граничащая с болезненностью… Медицинская статистика свидетельствует, что в отпуске люди чаще болеют и подвергают свое здоровье бóльшему риску, чем дома.

Но мы относимся к этому «времени праздника» с иными мерками, чем к обыденному времени. Мы готовы рисковать здоровьем и даже жизнью, доверяя себя самолетам, круизным теплоходам или горнолыжным инструкторам. Само путешествие для нас — сродни ритуальному испытанию героя, которое в традиционных культурах составляет суть любого священного праздника.

Человек возвращается из отпуска вовсе не «отдохнувшим» и «полным сил». Он возвращается другим, примерившим на себя иную жизнь, отвыкшим от выполнения привычных домашних ролей и с трудом втягивающимся в исполнение рутинных обязанностей. Если бы не это чувство легкого отчуждения, которое мы испытываем по возвращении (иногда его называют культурным шоком), то в путешествиях вообще не было бы никакого смысла.

Для одних «настоящая жизнь» характеризуется бегством из мира бессмысленной офисной рутины в волшебный мир «настоящих мужчин» — смелых, решительных и мужественных, взбирающихся на горную вершину или сплавляющихся на байдарке по быстрой реке. Для других — бегством от взрослой ответственности в мир детской свободы и спонтанности — пляжного ничегонеделания, неумеренного обжорства, пьянства и расточительности.

Отпуск как празднично-карнавальный период временного снятия всех социальных табу, потакания себе и исполнения желаний характеризуется не только легкостью завязывания «курортных романов», но и отказом от финансовых ограничений. В массовом сознании очень популярна идея о том, что на отдыхе «нельзя экономить», так же как «нельзя экономить» на свадьбах, похоронах и других сакральных событиях в жизни человека.

Китайский социолог Нин Ванг подчеркивает «пиковый» характер туристического потребления, отличающегося от рационального и экономного поведения человека в обычное время:

«Это безответственное и ничем не сдерживаемое потребление, конструирующее фантастический или утопический мир изобилия и вседозволенности» (Wang, 2002).

Воспоминания о хорошо проведенном отпуске напоминают описанную Фрейдом «работу сновидения», то есть конструирование из своих тайных желаний и постыдных слабостей связного сюжета и захватывающего рассказа. Подобно тому, как фабула сновидений создается из обрывков дневных впечатлений, образов и метафор родного языка и архетипов коллективного бессознательного, «туристический дискурс» конструируется из обрывков культурных мифов, современных идей, модных поветрий и вечных ценностей.

В своем эссе о туризме историк Марк Белкин задает вопросы:

«ЗАЧЕМ нужно смотреть картины? И ПОЧЕМУ картины, а не заборы, экскаваторы, витрины ветеринарных магазинов? ЧЕМ задается направление, конечный пункт путешествия? ОТКУДА приходит желание увидеть Прагу, а не Хараре, или наоборот?» (Белкин, 2000).

Турист редко отдает себе отчет, какие факторы повлияли на его выбор. Что в Париже послало его в Лувр, а не на фабрику молочных продуктов, а в Боливии — на экскурсию по жизни и быту индейских племен, а не в поездку по достопамятным местам колониальной истории?

Еще сорок — пятьдесят лет тому большинство приезжавших в Россию почти не интересовались церквями. Они мечтали прикоснуться к осуществленной мечте — «самой передовой и справедливой социальной системе в истории человечества». Если они и посещали церкви, то по пути на фабрику Сакко и Ванцетти или в колхоз им. Калинина.

Поколение их отцов маковки и алтари тоже мало волновали: их целью была Ясная Поляна — хоть краешком глаза увидеть Мудреца, автора «Войны и мира». В свою очередь, русские путешественники и туристы проходили мимо европейских соборов — эти элементы истории и культуры не считались заслуживающими внимания.

Каковы нынешние предпочтения российских туристов? Что и зачем они мечтают увидеть за границей?

Отпуск, проведенный в Испании, Франции или хотя бы в Турции, для представителей российского среднего класса — один из наиболее доступных способов провести социальную границу.

Граждане России получили возможность путешествовать не так давно. Советский опыт туристических поездок за границу был связан с унижением, слежкой, тотальным контролем и попыткой государства формировать впечатления путешественников. Процент людей, имевших возможность, преодолев все административные препоны, все же попасть за границу, был ничтожен. Даже юмор на тему зарубежных вояжей в советские годы был проникнут горечью, как в знаменитом монологе Жванецкого:

«Вы расскажите мне про Париж.

Вы говорите, там розовый воздух, вы говорите, там бульвар Инвалидов и повсюду маленькие бистро.

Вы говорите, там художники рисуют на улицах и приезжие чувствуют себя как дома.

Как интересно!