нужду в защите прав и общественной поддержке. Фэт-активизм мог бы играть важную роль в обществе, если бы сумел противостоять дискриминации и предрассудкам в отношении полных людей и обеспечить систему поддержки, при этом не скатываясь к радикальному социальному конструктивизму, паранойе и отрицанию науки.

К сожалению, в настоящее время исследования полноты представляют собой одну из самых иррациональных и оторванных от жизни форм академического активизма в рамках исследования идентичности. Опоздав к началу вечеринки и не имея устойчивой внутренней структуры, они были вынуждены вместить в себя множество форм уже существующих Теорий идентичности – от критической расовой до феминистской и квир-Теорий, с вплетениями антикапиталистической риторики и идей исследований инвалидности, – в результате чего стали в высшей степени запутанными и невнятными.

Исследователи полноты все время пытаются отождествить себя с теми активистами и исследователями, которые борются с предрассудками, основанными на незыблемых характеристиках вроде расы, пола и сексуальности, что зачастую выглядит неубедительно из-за наличия доказательств того, что лишний вес вызван перееданием. Опять же, продуктивный активизм мог бы направить свои усилия на борьбу со стереотипом о том, что переедание – это просто результат недисциплинированности и ненасытности, и привлечь внимание к психологическим и физиологическим нюансам, которые делают эту проблему столь труднопреодолимой для множества людей, – однако исследования полноты не пошли по этому пути. Взамен они обратились к постмодернистским политическому принципу и принципу знания, а также четырем постмодернистским сюжетам, интегрировав их в свой подход. Все это похоже на группу взаимопомощи, решившую объявить свою методику наукой.

Фэт-активизм также критикуют на том основании, что он подрывает другие формы активизма, пытаясь обозначить чересчур близкое родство с ними. Например, идея о том, что полнота равнозначна гомосексуальности, может поставить под угрозу с таким трудом и лишь недавно достигнутое единодушие по поводу того, что гомосексуальность не зависит от ценностей, не является врожденной и не представляет никакой опасности для здоровья. К тому же обвинять полных людей, недовольных своим состоянием, в стокгольмском синдроме или усвоенной фэтфобии очевидно безнравственно. Однако, поскольку стирание индивидуальности на благо групповой идентичности и фокусировка на власти языка – первоочередные задачи исследований полноты, этот ход считается необходимым и похвальным.

Но хуже всего то, что такая форма фэт-активизма потенциально опасна. Люди, страдающие от низкой самооценки по причине того, что им трудно контролировать свой вес, могут получить мотивацию отвергнуть медицинский консенсус, рассматривающий ожирение как опасное заболевание, распространенное в эпидемических масштабах. Если фэт-активизму удастся достичь статуса, которым на сегодняшний день обладает феминистский и антирасистский активизм, то врачи, ученые-медики и медицинские исследователи могут начать опасаться предоставлять полным людям фактическую информацию относительно их здоровья, что ограничит способность последних принимать осознанные решения.

В целом исследования полноты вряд ли можно назвать строгим подходом к изучению хоть чего-либо, и все же они нашли свое место внутри различных дисциплин, которые в совокупности можно назвать академическими исследованиями Социальной Справедливости. Эти дисциплины сильно отличаются друг от друга, хотя у них достаточно общего, чтобы их можно было легко идентифицировать: обычно они называются «критические X» или «исследования X», где «X» – это то, вызывает их возмущение, и то, что они стремятся разрушить и модифицировать в соответствии с постмодернистскими принципами. Несмотря на внимание к широкому диапазону вопросов, охватывающих чуть ли все человеческие начинания, у них есть один общий элемент – Теория, которая, будучи применимой на практике, наделяет основополагающие постмодернистские допущения статусом объективной реальности. Именно на эту Теорию нам и следует обратить внимание.

8. Академические исследования социальной справедливости

Истина в понимании Социальной Справедливости

Овеществленный означает «превращенный в нечто конкретное»; абстрактное понятие, приравненное к реальному. Начиная примерно с 2010 года и неуклонно набирая обороты, академические исследования, собранные под внушительным знаменем «Социальной Справедливости», – которые мы будем называть академическими исследованиями Социальной Справедливости, – принимали окончательные очертания в контексте новой, третьей фазы постмодернистского проекта. На этом этапе исследователи и активисты беспрекословно уверовали в овеществление некогда абстрактных и сомнительных постмодернистских принципа знания и политического принципа.

В первой главе мы объяснили, как эти основополагающие принципы подразумевают, что объективная истина недостижима, знание представляет собой конструкт власти, а общество состоит из систем власти и привилегий, которые подлежат деконструкции. Как мы показали в главах со второй по седьмую, этим убеждениям было найдено практическое применение в ходе прикладной постмодернистской фазы 1980–1990-х, когда постмодернизм разделился на постколониальную Теорию, квир-Теорию, критическую расовую Теорию, интерсекциональный феминизм, исследования инвалидности и исследования человеческой полноты. Впоследствии, особенно после 2010 года, эти постмодернистские дисциплины проникли в интерсекциональные исследования и активизм Социальной Справедливости, а также начали пускать корни в общественном сознании как якобы достоверные способы описания механизмов знания, власти и общественных отношений.

В ходе первой фазы (примерно 1965–1990 годы) постмодернистский принцип знания и постмодернистский политический принцип использовались в основном в целях деконструкции; в ходе второй (примерно 1990–2010 годы) – применялись для реконструкции, воплотившись в прикладном постмодернизме, однако в обоих случаях их действие, по сути, ограничивалось определенными академическими и активистскими кругами. На третьей фазе постмодернистские принципы рассматриваются как фундаментальные истины не только в этих кругах, но и за их пределами. Десятилетиями воспринимаемые академиками и активистами в качестве знания, принципы, сюжеты и постулаты Теории превратились в известное знание[452] – утверждения о мире, принимаемые людьми за данность, потому что люди «просто знают», что они истинны. В результате убеждение, что общество структурируется конкретными, но по большей части невидимыми системами власти и привилегий, основанными на идентичности, которые конструируют знание через способы высказывания о вещах, отныне рассматривается академиками и активистами Социальной Справедливости как объективно истинное утверждение применительно к организующему принципу общества. Звучит как метанарратив? Это он и есть. Исследователи Социальной Справедливости, а также ее популяризаторы и активисты воспринимают постмодернистские принципы и их следствия как Истину и считают, будто они открыли аналог микробной теории болезни, только в отношении нетерпимости и угнетения.

Овеществление двух постмодернистских принципов означает, что радикальный скептицизм раннего постмодернизма в отношении достоверности любого знания постепенно трансформировался в полную убежденность, что знание сконструировано во благо власти, укорененной в идентичности, и это можно изобличить, если пристально изучить, как мы используем язык. Поэтому академические исследования Социальной Справедливости пестрят упоминаниями того, как патриархат, превосходство белой расы, империализм, циснормативность, гетеронормативность, эйблизм и фэтфобия в буквальном смысле структурируют общество, заражая все, к чему прикасаются. Они существуют в состоянии имманентности – присутствуют всегда и везде, завернутые в красивую упаковку, которая, однако, до конца не скрывает их сущности. В этом суть овеществления постмодернистского принципа знания. В существующей «реальности» усматривается множество проблем, которые необходимо постоянно выявлять, подвергать порицанию и устранять, чтобы исправить ситуацию. В появляющихся вслед за