Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Греки потупили очи на суровый тон князя.
– Реките прямо, чего хочет ваш царь?
– Великий император хочет, чтобы князь россов, исполнив воинский долг взаимопомощи и взяв награду, обещанную императором Никифором Фокой, вернулся домой в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию, земля которой издавна принадлежит ромеям и является частью Македонии… поскольку болгары – народ пришлый, – зачитал посол слова Цимисхеса. – Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и исповедуем все христианские законы, – продолжал посол, – поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и, благодаря споспешествованию Бога, неколебимый мир. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем вам, как друзьям, тотчас же, без промедления и отговорок, покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. Знайте, что если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. А посланному Никифором Фокой патрикию Калокиру император велит вернуться в Константинополь вместе с нашим посольством… – закончил переводить толмач.
Святослав качнул головой, усмехнулся недобро.
Послы и вовсе замерли, не решаясь пошевелиться. А вдруг за сии дерзкие слова катархонт россов велит отрубить им головы?
– Пресветлый князь могучей Руси, – вкрадчиво нарушил тяжкое молчание старший посол, – я давно на императорской службе и имел великую честь лицезреть твоего достойнейшего отца, князя Ингарда, когда прибыл вместе с посольством в Киефф от великих христолюбивых василевсов наших Романа, Константина и Стефана. Мы тогда доставили мирный договор, который уже был подписан нашими василевсами. Сей договор твой премудрый и богоравный отец, о могучий князь россов, подписал своей рукой в моём присутствии, и я благодарю Бога Всевышнего за то, что он удостоил меня такой чести. Хотя с тех пор прошло тридцать пять лет, я помню всё очень хорошо. Князь Ингор говорил о любви и мире между россами и греками, и, отпустив, щедро одарил нас, послов, мехами, рабами и воском. Теперь провидение дало мне возможность лицезреть и его достославного сына, отмеченного многими победами. Я счастлив и горд этим, о великий повелитель Севера…
Святослав, услышав сие, смягчился – послы, люди подневольные, не свои слова рекут, а за них головой своей рискуют.
– Нынче выслушал я вас, посланники Цимисхия. Ответ мой дам завтра, когда с темниками посоветуюсь и молитвы богам вознесу. К тому же завтра мы будем отмечать праздник Новолетья. Приглашаю вас принять в нём участие!
После приёма для послов была устроена трапеза.
Разошлись небесные пологи, истончились туманы, и снова Хорс выехал в небо на огненной колеснице, с каждым днём поднимаясь всё выше над белыми облаками.
Пришло новое Лето, и Числобог начал изливать на землю-матушку отмеренную чашу времён. Полилась та синяя вода на поля огнищанские, и снега потемнели, начали таять, а Земля стала пробуждаться от сна зимнего – там, где протаяло, уже проклюнулась молодая зелёная травка. Потекли ручьи вешние, зажурчали реки полноводные.
Огнищанину Звениславу Лемешу всю ночь не спалось. Его хлеборобскую душу тревожил дух пробуждающейся земли, шум ручья в балке, порывы ночного Стрибога, а особенно протяжное курлыканье пролетавших где-то в вышине одна за другой журавлиных стай, которые возвращались из Ирия. Он слышал, что также не спали и тревожились кони, видно, Домовой шалил с ними, хотя Звенислав и оставил ему с вечера кружку молока.
Когда Звенислав поднялся, накинул кожух и, тяжко припадая на левую ногу, вышел во двор, Заря ещё только разгоралась. Вчерашний сугроб, который за день сильно опал и склонился макушкой к дому, подмёрз – по ночам ещё держался морозец. Остальной снег сошёл, дорожки подсохли.
Вдруг в предрассветной тишине поплыл медленный и тягучий звук била.
«Кудесники в Переяславце трезвонят – нынче ведь Велик-день!» – вспомнил Звенислав. Проковыляв к вербе, растущей в дальнем конце двора, он вытащил из-за пояса нож и нарезал пучок свежих лоз, покрытых белыми пушистыми комочками соцветий. Когда возвращался, увидел Живену, выходящую с подойником.
– С Великоднем! – приветствовал её Звенислав, протягивая вербовый букет.
– С Великоднем! – ответила жена.
И они начали хлопотать по хозяйству, чтобы успеть сходить на празднование на новое переяславское капище.
Над Переяславцем-Дунайским вставала Заря. И как всегда, в русском стане запели трубы, приветствуя вестницу дня и оглашая побудку полкам.
– Ишь, громогласные, не уймутся, поспать как следует не дадут. Что за варварский обычай с утра поднимать всех на ноги? – сонно проворчал один из греческих посланников, поворачиваясь на другой бок.
Но уснуть им больше не удалось. В передней послышался какой-то шум, затем громкий стук в дверь горницы, и на пороге, бесцеремонно оттеснив охранника, возник русский дружинник.
– Вставайте, гости честные! Негоже спать на Заре! Великий князь желает, чтобы вы сопровождали его на утреннее мольбище. Да не медлите, Заря ждать не будет, а князь осерчает, ежели не поспеем!
Недовольно ворча и наспех причёсывая золотыми гребнями всклокоченные волосы и бороды, путаясь в своих парчовых одеждах, византийские послы спешно стали собираться.
Когда вышли на широкий двор, Святослав уже ждал их в окружении свиты и весело махнул рукой:
– Здравы будьте, посланники! Нынче у нас великое свято – день Новолетья, разделите с нами радость прихода Весны, которую принесли птицы небесные на своих крыльях из Ирия!
И двинулся в направлении к Мольбищу.
Греки, семеня мелким шагом в своих женоподобных платьях, последовали вместе с потоком русов.
Дойдя до ворот Мольбища, они остановились и сместились в сторону, давая пройти остальным. Так, стоя в отдалении, они с любопытством, опаской, а то и тенью изумления смотрели на разворачивающееся перед ними действо.
Глядели, как люди, принесшие с собою клетки, выпускали из них на волю птиц. Как одаривали друг друга жаворонками, сделанными из теста, и ребятишки, насадив их на палки, бегали кругом, закликая весну. А потом все – и взрослые, и дети, и старики – хлестали друг дружку принесёнными вербовыми ветками, так что у иных даже слёзы выступали.
Слушали, как русы, собравшись в коло вокруг своих богов, пели им хвалебные песни. А прекрасные девы, одетые в белые ризы и украшенные венцами из первоцветов, чудно плясали перед кумирами. Потом юноши, также одетые в расшитые сорочки, варварские штаны и сапоги, пошли к каждому из стоящих по кругу восьми идолов и стали складывать в расставленные у их ног корзины куриные и гусиные яйца, хлебы и пышки, ставить мёд в крынках, зерно житное и пшеничное в кувшинах, и прочие дары.
А высокий плечистый муж с длинными – до пояса – усами и бородой, по всему – главный чародей, побрызгал всё это водой из серебряной чары, взял понемногу ото всего и бросил в огонь, внимательно наблюдая за движением дыма и пламени. Потом, поднявши к небу руки, вознёс молитву. Люди повторяли за ним, время от времени восклицая: