одна из этих подкомиссий, по-видимому, отчеканила фразу «ликвидация кулачества как класса». Однако проект, представленный комиссией на рассмотрение Политбюро 22 декабря, был гораздо более осторожным. В нем предлагалось провести коллективизацию основных зерновых областей страны в два или три года (отмечалось, что в некоторых районах ее темпы могут быть гораздо более быстрыми), а коллективизацию других областей — за три-четыре года; прозвучало также предостережение против «экстаза диктата».

Было решено, что кулаков в колхозы принимать нельзя, их средства производства, то есть технику и скот, следует передать в колхозы, а им отрезать дальние и менее плодородные земли. Непокорных выселить из района; тех, кто подчиняется властям, можно оставить в колхозе на неопределенных правах и использовать на разнообразных работах.

Накануне, когда Политбюро должно было рассмотреть этот отчет комиссии, в Москве собралась конференция марксистов-аграрников. Сталин воспользовался случаем, чтобы впервые за много месяцев публично произнести речь. Он обрушился на кулачество с небывалой яростью. «Раскулачивание», или «ликвидацию кулачества как класса», он характеризовал как «один из самых решительных поворотов во всей нашей политике». В то же самое время один из членов комиссии Рыскулов, активный партийный деятель, калмык по происхождению, обратился к Политбюро с запиской, в которой критиковал результаты работы комиссии. Это был странный жест, на который он вряд ли пошел бы без одобрения сверху. Рыскулов настаивал на ускорении темпов коллективизации, требовал включить в этот процесс хлопководческие и животноводческие области, о чем в проекте совсем не говорилось, передать колхозам весь скот, включая дойных коров и птицу, которые по проекту оставались в личном пользовании крестьян. Проект был пересмотрен с учетом предложений Рыскулова, и пленум Центрального Комитета, состоявшийся 5 января 1930 г., одобрил исправленный текст.

Постановление, принятое 5 января 1930 г., «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» было ключевым для развития коллективизации. Оно провозглашало «замену крупного кулацкого производства крупным производством колхозов», а также «политику ликвидации кулачества как класса». Коллективизацию основных зерновых областей — Нижнего и Среднего Поволжья и Северного Кавказа — предполагалось завершить, «может быть, в основном» осенью 1930 года или весной 1931 года, а коллективизацию других зерновых районов — осенью 1931 года или весной 1932 года. Необходимо было ускорить поставки деревне тракторов и другой техники, но это не должно было рассматриваться как условие коллективизации. В одном из параграфов довольно косноязычно говорилось о том, что в переходный период основные средства производства (домашний скот и инвентарь, сельскохозяйственные постройки и скот, предназначенный на продажу) должны принадлежать сельскохозяйственным кооперативам внутри колхозов. Судьба кулаков — по-видимому, это все еще оставалось спорным вопросом — пока так и не была решена. Чтобы прийти к окончательному решению, создали еще одну комиссию под руководством Молотова, и 30 января 1930 г. Политбюро приняло постановление, текст которого так и не был опубликован, но суть его достаточно ясна из названия — «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством».

События зимы 1929/30 года определялись не столько постановлениями, сколько характером действий, предпринимаемых для их выполнения. Той зимой на постоянную работу в деревню были посланы 25 тысяч промышленных рабочих (говорили, что их отобрали из 70 тысяч добровольцев). И это было только ядро громадной армии партийных активистов, чиновников, агрономов, механиков и красноармейцев, разосланных по всей стране, чтобы загнать крестьян в создаваемые колхозы. Серьезное внимание уделялось организационным проблемам; в ходу были такие военные термины, как «бригада», «штаб-квартира», «штаб». Всех занятых в этой операции регулярно собирали на инструктаж. В некоторых местах учреждались специальные курсы для крестьян. Но мало кто из тех, на ком лежала ответственность за это дело, имел какой-либо опыт жизни в деревне, знал крестьянскую жизнь и крестьянское мышление. Сами по себе инструкции были путаными и противоречивыми, и чрезмерное усердствование в их интерпретации не считалось непростительным грехом. О провозглашенном вначале намерении не принуждать середняков и бедняков вскоре пришлось забыть. Поскольку не могло быть и речи о жалости по отношению к кулаку, с которым обращались как с врагом советской власти, то и любому крестьянину, сопротивлявшемуся коллективизации, можно было приклеить ярлык кулака или пособника кулачества и на него распространялись те же самые карательные меры. Десятки тысяч кулаков были изгнаны из своих хозяйств и домов и предоставлены на волю судьбы или же высланы в отдаленные районы; их скот, техника и хозяйственный инвентарь были переданы колхозам.

Мало кто из крестьян вообще, независимо от уровня благосостояния, шел в колхоз по собственной воле. Больше всего крестьянам не нравилось требование обобществить скот. Многие предпочитали скорее резать скот, чем отдавать его в колхоз. Во время коллективизации грань между убеждением и принуждением почти стерлась.

Одной из особенностей всей кампании было стремление укрупнять колхозы — проявление той же гигантомании, что и в случае с совхозами. Гигантские колхозы были образованы в основных зерновых областях. Посевная площадь, принадлежащая самому крупному из них, составила 80 тысяч гектаров. Но основной целью создания колхозов, в отличие от совхозов, была не столько обработка целинных земель, сколько объединение уже существующих небольших колхозов и единоличных крестьянских хозяйств в более крупные хозяйственные единицы. Колхозы, охватывающие несколько деревень и несколько тысяч единоличных крестьянских хозяйств, были теми самыми кирпичами, из которых возводился фундамент коллективизации; их создание означало, что вся земля в каком-либо определенном районе сливается в один или несколько крупных колхозов; такие территории объявлялись «районами сплошной коллективизации». Много шуму в печати вызвало обращение Хоперского района в Нижнем Поволжье. Этот район заявил о своем намерении стать районом сплошной коллективизации в течение первой пятилетки. Это решение приводилось всем в пример. Но на пути распространения колхозов стояли два крупных препятствия: их непопулярность среди большинства крестьян, которые цепко держались за свои собственные клочки земли и скот, и нехватка тракторов и другой сельскохозяйственной техники, наличие которых, собственно, и придавало смысл и цель политике коллективизации. Еще одним серьезным затруднением была нехватка людей — членов партии и советских чиновников, поддерживающих связи с деревней либо хорошо знакомых с ее проблемами, а также агрономов, ветеринаров и квалифицированных механиков, совершенно необходимых для осуществления крупномасштабных преобразований.

Неразбериха, порожденная всем этим, а также волнения, время от времени вспыхивающие среди крестьян, поставили под угрозу весеннюю посевную кампанию и напугали власти. 2 марта 1930 г. в газетах появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», которая призывала притормозить дальнейшую коллективизацию. Давление было ослаблено: на протяжении той весны многим крестьянам, которых насильно заставили вступить в колхозы, позволили выйти из них. Опять стали терпимо относиться к мелкому единоличному хозяйству, разрешили