И Брик снова сел. Это было своего рода представление. Раньше он никогда не играл в собственных пьесах. Являясь достаточно способным драматургом, он писал слова, вкладывал их в уста актеров, но никогда не испытывал ни малейшего желания самолично произносить их перед публикой. А вот сейчас ему приходилось исполнять роль вождя Рассеченного Круга. Оставалось только надеяться, что он играл достаточно убедительно.

Выдерживая необходимую драматическую паузу, Брик невольно отыскал взглядом Квентис: она сидела на стуле в дальнем углу. Брик не забыл ту ночь, когда она пришла к нему и фактически предложила себя. Он неоднократно возвращался в мыслях к этому эпизоду, пересматривал мизансцену, изменял реплики – ее и свои. Он привык доводить все сцены до логического завершения, и в последнее время неоднократно мысленно представлял, как занимается любовью с Квентис. Причем, к собственному стыду, делал это гораздо чаще, чем признавался себе.

Женщина тоже посмотрела на него своими янтарными глазами. Они казались непроницаемыми, Брик ничего не мог прочесть в них, и это мучило его. Питает ли она к нему какие-то чувства? Или же они испарились, погубленные его трусостью? Подобные мысли порождали смятение в его душе, в животе собирался тугой, жаркий ком.

Когда-то, еще до женитьбы на Аайсью, Брик имел возможность наслаждаться легкой любовью – и пользовался ею, правда, в разумных пределах. Эта возможность подкреплялась положением юного аристократа и сопутствующим ему достатком. В те далекие дни он редко давал себе труд задумываться над соотношением романтики и чувственного начала в отношениях мужчины и женщины. Если он терпел неудачу с одной избранницей, тут же отправлялся на поиски новой. И практически никогда не вспоминал прежних подруг, сколь бы прекрасными и обольстительными они ни казались ему в момент влюбленности. До появления в его жизни Аайсью Брик даже не допускал возможности серьезных и доверительных отношений.

Так почему же теперь, когда он стал вдвое старше, в душе его проснулись подобные трепетные чувства? Чувства, которые более пристали пылкому неопытному юноше.

Брик растерянно моргнул. Задумавшись, он и забыл о гробовой тишине, которая повисла в комнате. Он все еще держал паузу, ставшую почти невыносимой.

Собравшись с мыслями, Брик договорил:

– Если нашим новым товарищам невыносима мысль о последствиях, то сейчас самое время поговорить об уходе.

И снова поочередно оглядел новичков. Они с Тайбером вместе отбирали их из толпы – наиболее умных, крепких физически и надежных морально.

– Я не собираюсь уходить, – твердо заявила Сколлит.

– Я тоже, – поддержал ее Минст. Это был сутуловатый мужчина с крепкими мускулистыми руками. К тому же достаточно проворный, чтобы вместе со Сколлит забраться на крышу Канцелярии.

– Фелькцы забрали моих сыновей, – вступила в разговор третья – женщина по имени Канкалло. – Загребли их в армию, и я не знаю, увижу ли когда-нибудь снова своих мальчиков. Я буду сражаться с Фельком, пока они не вернутся.

Брик посмотрел на четвертого новобранца. Широко открытые глаза – настолько широко, что хорошо видны белки вокруг почти бесцветной радужки. Этот парень подошел к ним на улице, когда Брик с Тайбером – снова раскрашенные и в костюмах – вышли в город, чтобы полюбоваться на символ, нарисованный на стене Канцелярии. Помнится, слоняясь посреди толпы, которая собралась вокруг Тайбера, Брик не терял времени даром. Он подогревал старые слухи о восстании в соседнем Виндале и рассказывал, что жители города вырезали оккупантов и вернули себе независимость.

Тогда-то и подошел к нему парень, назвавшийся Сетиксом. Он буквально прилип к Брику, умоляя принять его в члены Рассеченного Круга. Утверждал, что это его самое заветное желание.

Сейчас, казалось, он изменил свои намерения.

– Я… я… – под дружным взглядом членов организации он смешался и умолк. На широком лбу выступил пот. – Я, право, не знаю… Я не… я…

Тихий и неумолимый страх захлестнул Брика. Что ж, он предвидел такую ситуацию и заранее к ней подготовился. Правда, легче от этого не становилось.

Прежде Сетикс стоял в сторонке, теперь невольно вышел вперед. Видно было, как у него трясутся руки.

– Так ты хочешь уйти? – спросил Брик ровным, невыразительным тоном. У парня был такой же умоляющий вид, как тогда, на улице, когда он просился в Круг. Губы беззвучно шевелились, затем родились слова.

– Все это так трудно. Не хочу никого обидеть… но скажу честно, я не рассчитывал на подобное. Что кто-то пострадает по нашей вине. А в следующий раз в такой роли могу оказаться я: из-за моих действий фелькцы лишат жизни невиновного человека. Таким образом я окажусь убийцей своего соотечественника. Мне это не под силу. Я ненавижу оккупантов и всей душой желаю, чтобы они убрались из нашего города. Но не могу вот так… мне это кажется неправильным…

Здесь он снова сбился, с губ его срывались какие-то обрывки фраз, затем парень вовсе замолчал и только тихо поскуливал.

Брик встал. Ему совсем не хотелось этого делать. Он предпочел бы остаться сидеть. Отдать неизбежный приказ, а затем смотреть в сторону, пока его будут исполнять. Но как драматург он знал: даже в самых нелепых пьесах присутствуют пафосные моменты, и они предъявляют свои требования к исполнителям.

Они с Тайбером специально обговорили такую возможность и выработали план действий. Его помощник, хоть и был уже в возрасте, несомненно, являлся самым сильным членом группы – как физически, так и душевно. Брик бросил взгляд на Тайбера и скомандовал:

– Взять его.

Все произошло быстрее, чем он мог себе представить. Брику и самому довелось стать убийцей, отняв жизнь у того несчастного фелькского солдата. Один-единственный нечаянный удар… Смерть порой бывает очень быстрой, он знал это по собственному опыту. Другое дело наблюдать со стороны… быть зрителем. Видеть, как нож мелькает в воздухе и вонзается в человеческое тело. Вроде и знаешь, что сейчас должно произойти, и тем не менее едва успеваешь проследить за движением. Брик невольно ахнул от такой стремительности.

Сетикс умолк. В его тускнеющих глазах мелькнуло удивление, а затем запоздалое понимание того, что произошло. В следующее мгновение Тайбер выдернул лезвие, и тело рухнуло на пол. Так оно и лежало – неподвижно, в луже крови.

– Этот человек мог выдать нас, – жестко произнес Брик. – Наши имена, место, где мы собираемся. Мы не могли ему этого позволить.

Он выжидал, но никто ничего не добавил… не попытался с ним спорить. То, что он говорил, было логично. Правда оказалась такой же простой и отталкивающей, как труп, лежавший у них под ногами.

– Это полностью моя вина. – В горле по-прежнему стоял неприятный вкус желчи. – Мне следовало отбирать людей повнимательнее…

Квентис положила руку на его кисть. Квинт остро ощутил тепло, исходящее от человеческой плоти. По что это было – особая забота или обычный, нейтральный жест? Он покачал головой. Только что его вывернуло наизнанку. Почувствовав приступ дурноты, он выскользнул за дверь. За ним последовала одна только Квентис. Тело Сетикса к тому времени уже убрали. Брик задержался у входной двери, в тени навеса.