Внезапно нескольких полицейских сбили с ног. И прямо перед Кафари в их шеренге появилась брешь. Под напором наседавшей сзади улюлюкавшей толпы Кафари бросилась в нее. Скоро Кафари уже бежала по улице в сторону гаража, до которого оставалось всего полквартала. Опережая ее, в гараж забежали еще какие-то люди, спасавшиеся от воцарившегося на улице хаоса.

Автомобили в гараже ответили воем сигнализации на попытки взломать их дверцы. Кафари домчалась до гаража и заметила, что толпа снесла полосатый шлагбаум на въезде.

Наконец Кафари оказалась внутри и, спотыкаясь, стала пробираться в сторону лестницы. Она тяжело дышала и заходилась кашлем. Почти ничего не видя сквозь застилавшие ей глаза слезы, она кое-как добралась до этажа, на котором стояла ее машина. Чуть не падая на каждом шагу, Кафари нашла нужный ряд и с помощью электронного брелока приказала машине открыть дверцу и завести двигатель. Через три секунды Кафари уже сидела за рулем своего автомобиля. Она тут же захлопнула дверцу, заперла ее и откинулась на сиденье, жадно ловя воздух ртом.

Вокруг метались какие-то люди. Кафари вытащила из бардачка пистолет и сжала его обеими руками, дрожавшими так сильно, что ствол пистолета выписывал крути в воздухе. Внезапно кто-то дернул дверцу ее машины. Кафари тут же повернулась к окошку, подняла пистолет и положила палец на спусковой крючок. Сквозь стекло прямо в черное дуло пистолета вытаращенными глазами смотрел какой-то мужчина с отвисшей от удивления челюстью. Через несколько секунд он пришел в себя и опрометью метнулся грабить машины в другом конце гаража.

Ствол пистолета Кафари отстукивал чечетку по стеклу.

Внезапно раздался сигнал ее наручного коммуникационного устройства, и Кафари не сразу узнала охрипший от волнения голос Саймона.

— Кафари! Ты меня слышишь?!

Лишь с третьей попытки ей удалось нажать дрожащими пальцами нужную кнопку.

— Слышу!!!

— Слава богу! — с чувством облегчения воскликнул Саймон. — Где ты? Мне было никак с тобой не связаться.

— Я в гараже. Сижу в машине… Я попала в самую свалку…

— Да как же?!. Впрочем, какая разница! Ты можешь оттуда уехать?

— Пока нет. Меня так трясет, что я не могу рулить, — призналась Кафари. — А вся улица залита слезоточивым газом. У меня до сих пор текут слезы из глаз… И вообще, на улице творится такое, что я туда не поеду. Там настоящее побоище!

— Знаю! — воскликнул Саймон.

— Что? — внезапно спросил он куда-то в сторону.

— Я разговариваю с женой!

Потом он замолчал, словно к чему-то прислушиваясь, и внезапно воскликнул:

— Что, вы говорите, я должен делать?! Вы что, с ума там все посходили?!

Саймон явно не собирался исполнять отданный ему приказ. Кафари слышала теперь только неразборчивое бормотание. Внезапно до нее дошло, что Саймон говорит с такой важной персоной, что на открытый канал, связанный с ее коммуникационным устройством, слова этого незнакомца поступают только в искаженном виде. С кем же говорит ее муж? С каким-нибудь генералом? Или с самим президентом? Кафари с трудом справилась с очередным приступом кашля. С кем бы ни говорил Саймон, от него явно хотят, чтобы он куда-то отправил «Блудного Сына». Куда же?!. Неужели давить гусеницами погромщиков в центре Мэдисона?!

Кафари замерла, вспомнив, с какой скоростью линкор палит из своих бесчисленных орудий, сея повсюду смерть и разрушение. Нет, только не это! Не сейчас, когда уже осталось совсем немного до рождения их долгожданного первенца! Ее затуманенный страхом мозг не сразу разобрал слова говорившего решительным, не терпящим возражений тоном Саймона.

— Это исключено! Сухопутные линкоры не предназначены для подавления беспорядков в центре столичных городов… Мне наплевать, сколько там уже разгромлено магазинов! Сухопутные линкоры не воюют с безоружными людьми. Это все равно что стрелять ракетами по комарам!

Опять послышалось чье-то неразборчивое бормотание. Наконец ее муж рявкнул:

— Я здесь не для того, чтобы обеспечить вашу победу на выборах! Да, я смотрел репортаж о митинге и знаю, что говорил этот мерзавец Санторини, но вы должны сами с ним разбираться! Это мое последнее слово. «Блудный Сын» никуда сегодня не поедет!

Через мгновение Саймон обратился к Кафари:

— Мне прилететь за тобой на аэромобиле?

— Не надо! — ответила она, с трудом подавив желание вновь увидеть мужа в роли сказочного рыцаря, спешащего к ней на помощь. — У меня в общем-то все в порядке. Может, мне придется просидеть здесь еще несколько часов, ну и пусть… С ребенком тоже все в порядке, ты не волнуйся. Если что, я с тобой свяжусь!

— Мой подарок с тобой? — спросил Саймон, намекая на пистолет.

— Он у меня в руке! — воскликнула Кафари.

— Ну и отлично. Никуда не высовывайся из машины. И чуть что, сразу звони! Я тут же прилечу за тобой.

— Хорошо! — Кафари улыбалась сквозь слезы, текшие у нее по щекам. У нее уже промокла от них блузка на груди, и она догадывалась, что ее платье после таких приключений наверняка придется выбросить. Внезапно до Кафари дошло, что она уже расстраивается из-за погубленной одежды. Значит, самое страшное позади!

— Саймон!

— Да, милая?

— Я тебя люблю.

— А я так люблю тебя, что порой хочется плакать, — нежно прошептал Саймон.

«Я знаю», — подумала Кафари.

Молодая женщина часто переживала из-за душевного состояния своего мужа, из-за душевной боли, которую причиняли ему старые раны в сердце, но ничем не могла помочь. А теперь еще новые тревоги! Она могла лишь дарить ему глубокое ответное чувство…

Кафари устроилась поудобнее на сиденье, положила пистолет к себе на колени и стала ждать, когда на улице улягутся страсти и она сможет поехать домой.

II

Никогда еще Саймон не был свидетелем такой вопиющей политической ошибки. Наблюдательные системы «Блудного Сына» перехватывали трансляцию коммерческих каналов новостей и сигналы полицейских видеокамер.

Саймон слушал хитроумно-подстрекательское выступление Витторио Санторини, виртуозно манипулировавшего настроениями толпы с помощью всего лишь бравурной музыки, зловещих красок заката и нескольких своевременных и метких фраз.

Впрочем, еще больше Саймона удручала реакция Джона Эндрюса на беспорядки, неизбежно последовавшие вслед за эффектным выступлением его политического оппонента. Эндрюс явно обиделся на Саймона за категорический отказ бросить на погромщиков сухопутный линкор, не понимая, что такое решение было бы безумным, и, кажется, окончательно утратил трезвый рассудок.

Теперь отряды полиции особого назначения поливали слезоточивым газом и избивали электрическими дубинками толпу на территории шести кварталов. Несмотря на это, ослепленные ненавистью и яростью, задыхающиеся от газа погромщики с помощью самодельных дубинок в десяти местах прорвали кордоны отчаянно отбивавшихся полицейских. Саймон с горечью отметил, что ни один из коммерческих каналов не транслировал сцены избиения упавших полицейских, передавая вместо этого кадры, в которых блюстители порядка колошматили дубинками женщин и подростков.