— Ну и сколько?

— Не знаю. Сумма чудовищная. Не говоря уже о том, найдется ли в Польше еще один столь полный комплект.

— Не обязательно покупать весь комплект, можно партиями.

— Партиями тоже нельзя. Там были уникальные экземпляры. С тем же успехом можно собрать всего Рембрандта в оригинале. Попробуй-ка в Польше...

— На Западе можно бы и выкупить, — буркнул Донат.

Мартин расхохотался сатанинским смехом.

— Возвращаюсь к принципиальному вопросу — за какие шиши?

— За деньги, — холодно сказала Баська.

— На Западе, скорее всего, нужны доллары, — уточнил Павел.

— У вас есть доллары? У меня нету...

— А знаете, что смешнее всего? — ядовито спросил Донат. — У этих сволочей, заполучивших твой депозит, есть и доллары. Между прочим, эти канальи еще и валютчики. Они-то могли бы выкупить...

— Будьте любезны, убирайтесь ко всем чертям... — посоветовал Мартин. — Оставьте меня в покое. Надо подумать, какими методами заставить их перепродать...

Два дня вся компания пребывала в глубоком унынии. Глядя на Мартина, Павел решительно заявил, что его опасно оставлять в одиночестве. Баська и Донат, согласно последнему раскладу виновные на две трети, попытались завязать контакты в филателистическом клубе. В результате разных прикидок они уяснили только одно: там их окрутят, обманут и ошельмуют как дважды два и все предложенные марки окажутся фальсификатами.

— Попал бы мне этот сукин кот в руки! — процедил Донат сквозь зубы.

— А мог бы попасть, — подскочила разъяренная Баська. — Окольными, правда, путями, но можно его заполучить. Да разве ты пойдешь на такое!

— Что за идиотские сомнения...

— Ну так вот, есть только один выход, — выкупить марки на Западе за деньги этих ворюг. Этих или других — без разницы.

— Берешься их уговорить? Я так и вижу, как они лезут к нам с охапками долларов! Не смеши меня.

— Идея потрясная, а ты дурак. Воры украли, воры и заплатят. По-другому не выйдет, а если этот псих Мартин покончит самоубийством, каково нам будет? Не знаю, как ты, а я предпочитаю иметь на совести всех мошенников и аферистов ПНР, чем одного Мартина.

Выглядел Мартин хуже некуда, так что самые кошмарные опасения были вполне оправданны. Действовать, и немедленно! Баська собрала заговорщиков у себя дома, перед Мартином поставила в утешение салат из цветной капусты под майонезом и затем выложила свою идею. Начала с конца.

— На Западе любые марки можно купить, так? Отвечайте по-людски и спокойно ждите, что скажу дальше. Можно?

— Можно, — ответил Мартин меланхолически. — Наверняка можно бы откупить те же самые.

— Великолепно. Нужны лишь деньги. Доллары. Так?

— Истинно так, — признал Павел.

— Сколько?

Мартин молча тыкал вилкой в салат из цветной капусты. Донат молчал. Павел взял на себя всю тяжесть конверсации.

— Учитывая сказанное Мартином, надо по меньшей мере сто кусков. А то и больше.

— Логично. Эти сто кусков или больше воры свистнули у Мартина. Теперь слушайте: эти деньги у воров надо отобрать. И не стучите пальцем по лбу!.. У наших отечественных воров отобрать!

— А каким таким способом? — заинтересовался Мартин.

— Элементарным. Ограбить. Напасть. Съездить по башке и отнять. Способов уйма — выбирайте любые. Отнять у валютчиков столько, сколько надо на марки, контрабандно переправить деньги на Запад и все выкупить. И привезти. Да мы просто обязаны это сделать.

— Идея феноменальная, — вздохнул Мартин, немного помолчав.

— А не похоже это на преступление? — неуверенно спросил Павел.

— Не на одно, а на два преступления, — уточнил Донат. — Ограбление — во-первых, контрабанда — во-вторых...

— Пусть, — согласилась равнодушно Баська. — Ну и что? Надо обстряпать все так, чтобы нас не сцапали, а результатом будут все довольны.

— Жертвы ограбления вряд ли...

— А тебе их жалко? Внесут свою лепту в общественный фонд. С голоду не помрут.

— То, что мы собираемся вернуть, есть национальное достояние.

— Ведь не у народа же украли...

— Ну так что? Это предназначено народу, пускай народ и получит. А Мартин заранее даст обязательство, что ни под каким видом это наследство не примет, даже если и примет, сразу передаст в музей. Или еще куда-нибудь. Таким манером аферисты выкупят народное достояние, ими же украденное. Все сходится!

— Она права, — подтвердил Донат. — Допустим, кто-то, к примеру, покупает «Мону Лизу». Валютчики, представим себе, за собственные деньги покупают «Мону Лизу» для национального музея. Почему бы и нет?

— У меня плоховато с фантазией, — нахмурился Павел. — Не знаю, пожалуй, и можно...

— Нет, — сказал Мартин. — Вот если бы мы имели деньги там, а за здешние нельзя. Легальные денежки — легальный вывоз. Иначе это криминал.

— А вывоз марок — не криминал?

— Криминал.

— Ну так мы зачеркнем одно преступление другим. Надо только подумать, которое хуже. Во втором случае вывозим доллары, которые государственная казна и так никогда в глаза не увидит, тоже мне преступление! Зато с нашей помощью увидит эти необыкновенные марки! Баш на баш, ничего не поделаешь, иначе не вывернемся.

— Она права, — повторил Донат. — Не хочешь, не лезь в это дело, в конце концов, виноваты мы — она и я. Ты можешь остаться в стороне.

— Я участвую во всем, что даст шанс вернуть марки, — ответствовал Мартин. — Криминал так криминал — надо будет, отсижу. Только не понимаю вашего плана действий.

— Пусть он скажет. — Баська показала на Доната. — Мы вчера обсуждали. У меня горло пересохло.

Донат, учитывая серьезность заключаемого соглашения, проявил исключительную разговорчивость.

— Предстоят четыре этапа, — по-деловому начал он. — Во-первых, добыть капитал. Во-вторых, переслать его на Запад. В-третьих, положить деньги в банк, лучше всего в Швеции. В-четвертых, снять их со счета и совершить покупку.

— И еще доставить ее сюда, — дополнила Баська. — Тоже нелегально — операция секретна с начала до конца.

— Три последних этапа представляются довольно реальными, — заметил Мартин. — Особенно в сравнении с первым. Объясните, ради бога, из какого сундука мы извлечем столько долларов?

— Нападение с целью экспроприации, — напомнил Павел. — А на кого нападать-то?

— На бандитов, воров и аферистов.

— Дураку понятно: только у них есть доллары наличными.

Мартин слегка оживился и перестал выглядеть так, будто уже покончил с собой.