— Вадик, миленький, все хорошо. Мы вместе. Ты здесь, все снова хорошо.

Вадим Оттович немного отдышался, и они отправились на кухню пить чай.

Людмила смазала расцарапанную щеку любимого перекисью. Потом они нашли на антресолях красивую картонную коробку из-под сапог, постелили на ее дно тряпочку и укутали тело Моти в тонкий шерстяной платочек-паутинку, как в одеяльце. И тут произошло невероятное — Мотя шевельнула лапкой.

Люда сбегала за зеркальцем, приставила его к мордочке кошки, осторожно пощупала ее тельце — сердце еле-еле, но все же билось. Зрачки реагировали на свет. Вадим Оттович суетливо листал свой органайзер в поисках телефона ветеринара — того самого, который спас Мотю после ее падения.

— Вадь, не волнуйся, существует круглосуточная ветеринарная помощь. Я сейчас найду ее в Интернете и вызову к нам, а утром ты позвонишь своему чудо-врачу, — велела Людмила Леопольдовна и побежала в комнату.

Вадим Оттович с расцарапанной щекой сидел на корточках и гладил Мотину лапку.

— Не умирай, киса. У кошек девять жизней, и у тебя в запасе еще целых семь, — бормотал он.

Вскоре круглосуточная ветеринарная помощь приехала, врач, молодой парень, осмотрел Мотю и сделал ей какой-то укол.

— Где ж она так? — с укоризной спросил он Люду. — Звоните с утра вот по этому номеру.

Врач выписал счет, получил деньги и уехал вместе с Мотей, оставив комок шали на полу в коридоре.

Вадим стоял в коридоре над цветной картонной коробкой, в которой они хотели похоронить кошку, и искренне недоумевал: как же получилось, что он столько лет прожил с человеком, даже не подозревая, на какую жестокость он способен?

Когда начались проблемы с Костиком, Ляля заметно занервничала, но втайне радовалась: сын Вадима недостойный, плохой, больной, а она хорошая, всегда рядом. Но радовалась Ляля рано — Вадим Оттович почти перестал обращать на нее внимание, носился со своими дурацкими идеями спасения этого подонка и вора! Тогда Ляля решила немного приструнить его и стала отказывать ему в сексе, как делала иногда раньше, чтобы наказать.

Потом и Вадим перестал ее просить о супружеской близости — потому что после работы ему совсем не хотелось целый час выслушивать, где у нее стрельнуло и что вступило.

Вадим Оттович жалел всех, кто болел. Обожал свою трехногую кошку, хотя в ней не было ничего — ни шика, ни породы! Ни самим посмотреть, ни людям показать, как она это называла. Его сын обворовывал его и однажды обкололся до полусмерти, а он все жалел, все помогал, все старался!

Ляля упала однажды, поскользнувшись в ванной комнате, и решила воспользоваться сердобольностью мужа — она тоже умеет болеть и ей тоже необходимы забота, внимание и любовь!

Секс в их отношения почему-то не хотел возвращаться. Должно быть, Вадим стал импотентом, да-да, вот в чем все дело — решила она и перестала думать о близости с ним вовсе.

Растяжение оказалось совсем не сильным. Но Ляля упорно хромала при Вадиме, даже купила палочку, чтобы вызвать у него сочувствие и сострадание.

Он стал уступчив с ней, согласился на ремонт, начал чаще приносить ей цветы и подарки. На Восьмое марта купил ей яркую, нарядную брошь — она любила украшать такими вещами свои норковые шубы. А какие он выбрал для нее духи!

Скоро им предстоял переезд в отремонтированную квартиру на Ленинском, все было так хорошо — и тут! Ничто ее не настораживало, он был таким же, как всегда, только чаще ночевал на Ленинском, похудел. Всю зиму он провозился с сыном. Она не переживала: главное, чтобы ее не втягивали в эту ужасную историю с Костей — по счету уже вторую.

Вадим говорил, что таких историй может быть еще несколько, — он не желал отступать и верил, что вернет сына к жизни. Лялю это раздражало, но она помалкивала, злорадно ожидая очередного срыва, боли, звонков в клинику.

И вдруг, придя с работы, он заявил, что им надо поговорить. И начал говорить, что им лучше расстаться, что он давно уже любит другую женщину и что дальше хочет жить с ней!

Развод! Вот что Ляля услышала от него после всех этих лет! После всех этих усилий по поддержанию его быта! После всех этих дней и ночей, проведенных вместе с ним. А ведь какие люди добивались ее руки! И как много сделал поначалу ее отец для Вадима! Сколько добра и заботы Вадим видел от нее!

— Убирайся отсюда прочь! Неблагодарное быдло! — заорала Ляля на мужа. — Иди, ступай к своей проститутке, и чтобы духа твоего здесь не было! Но я оставлю тебя голым и босым — каким пришел, таким и уйдешь!

Вадим Оттович молча смотрел на нее, ничего не понимая, Он сказал ей о своем решении и о его причине. Сказал деликатно, мирно. Пообещал заботиться о ней до конца ее жизни. Объявил, что, конечно, оставит ей не только отремонтированную квартиру на Ленинском, но и загородный дом, где ей так нравилось жить летом и весной. Поклялся, что она никогда ни в чем не будет нуждаться.

Но вместо его жены Ляли, в которой все же был еще жив поразительный отсвет девушки-цветка, на него, захлебываясь визгом, вдруг понеслась какая-то невообразимая, безумная, грузная фурия с перекошенным лицом.

…Ляле двадцать пять, и она смеется рядом с ним на горном склоне в Домбае — золотоволосая красотка с синими глазами и сильным стройным телом, от которой ему так хотелось иметь детей — обязательно мальчика и девочку.

…Ляле тридцать четыре, она плачет, сидя на диване, и твердит: «Пойми, да пойми же. Я просто не могу, не могу иметь детей». — «Мы можем усыновить. Взять ребенка, взять малыша из детского дома. Мы можем еще раз попробовать — сейчас такая медицина!» — «Я не хочу сейчас усыновлять ребенка!» — говорит она и смотрит на него синими глазами, в которых нет слез, а только злость, и он боится еще раз увидеть в этих глазах эту злость и перестает говорить с ней об усыновлении.

…Ляле сорок два, она весит сто двадцать килограммов, ходит с палочкой уже полгода, но он знает, что она притворяется, — он говорил с врачом, она давно здорова. Ляля просто ждет от него внимания и любви. И он идет, куда ему сказали, и покупает то, то попросили, и каждый вечер возвращается в вымытую домработницей квартиру, и ест приготовленный домработницей домашний ужин, и звонит ей за город — ну как ты?

Она никогда и нигде не работала — сначала делала что-то по дому, потом они стали нанимать прислугу. В последние пять лет Лялю просто разнесло — она постоянно что-то ела, жевала, грызла. Они могли позволить себе любой курорт, любого тренера, любой спортивный клуб и бассейн. Ляля не хотела об этом даже слышать.

Чем она жила все эти годы? Что с ней творилось? Почему она так кричит сейчас на него? Ляля? И это его жена, его Ляля?

— Ты слышал меня, подонок, урод? Голым и босым! Ты слышал? — Она схватила его за руки повыше локтей и затрясла.

А физически она и сейчас очень сильная, подумал Вадим Оттович, стараясь освободиться. И тогда она изо всех сил царапнула его по лицу остро отточенными наманикюренными ногтями.