…И вдруг я вижу напротив фургон. Возле кулинарии. Что-то привезли. К распахнутым дверцам фургона подходит грузчик. Он в рукавицах и в фартуке. Грузчик хватает металлический лоток и, на ходу его поправляя, бежит к дверям. На ступеньках в белом халате с хозяйским видом продавщица. Поворачивается к грузчику и что-то ему говорит. Грузчик, уже в дверях, деловито кивает. Возле ступенек очередь. Прохожие смотрят на фургон и, замедляя шаги, останавливаются. Очередь растет.

Может, рвануть? Но шофер уже задраивает дверцы. Продавщица в белом халате исчезла. А граждане, хотя все еще на ступеньках, но уже в другом составе. Пожалуй, не успеть. (Летом хорошо. Можно открыть окно и забить очередь прямо отсюда. Невский здесь неширокий. Услышат. А сейчас надо отклеивать вату.) Наверно, голубцы.

Проглотив набежавшую слюну, я провожу по подоконнику ладонью и смахиваю в кастрюлю крупинки. Ладонь сразу же делается серая. Ничего страшного. Выкипит.

…Над помойным ведром висит самодельный плакат. ЧИСТОТА – ВТОРОЕ ЗДОРОВЬЕ. Непонятно, почему все-таки второе.

Я наливаю воду и ставлю кастрюлю на газ. Опять забыл. Сначала надо было вскипятить. А уже потом насыпать. Придется теперь выливать. А куда же крупу? Идти обратно за тарелкой. А потом тарелку мыть… Ладно. Сойдет и так. Не помру.

Возвратившись в комнату, я сажусь за стол и, заправив чистый лист, нажимаю на регистр. Пока варится каша, можно и поработать. Но в это время в комнату раздается стук.

Я вскакиваю с табурета и бросаюсь к двери. От резкого движения задвижка с грохотом вылетает.

В тамбуре дядя Вася. Он пытается заглянуть в комнату и, не добившись успеха, ласково берет меня за локоть.

– Толик, дорогой, очень тебя прошу… выйди, пожалуйста, на минуту…

Я не совсем вежливо отстраняюсь и вслед за дядей Васей выхожу. Дядя Вася меня тянет на кухню.

– Пойдем, милый, пойдем… тут, понимаешь, надо выяснить…

На столике возле раковины сваленные в сковородку тарелки и чашки. Екатерина Степановна моет посуду. Склонившись над конфоркой, Варвара Алексеевна стоит перед плитой и боковым зрением удерживает ситуацию.

– Вот, дорогой… – громко произносит дядя Вася и делает шаг по направлению к окну. К батарее в каком-то сиротливом одиночестве даже без клеенки и спичек притулился дяди-Васин стол.

Летом, когда я ездил в Москву, дядя Вася учинил в пьяном виде скандал. Сначала побил на кухне Танюшкину стеклотару. А потом и саму Танюшку. С травмой головы Танюшка попала в больницу и возбудила против дяди Васи дело. А соседи воспользовались и, припомнив дяди-Васины выступления, Танюшку поддержали. Сейчас дядя Вася в квартире временно не живет.

– На этом месте, – дядя Вася кивает в сторону своего пустого стола и подходит к нему вплотную, – лежала газета. А теперь ее нет. Ты меня, Толик, понимаешь… – Потом выдерживает паузу и, обведя укоризненным взглядом стены, торжественно заключает: – Кто-то из твоих соседей нечист на руку!

Варвара Алексеевна заинтересованно застывает, а Екатерина Степановна ставит на клеенку чашку и гневно поворачивается:

– А ну-ка, давай, иди… Ты тут не выступай, а то сейчас живо… А ты, Толя, с ним не связывайся… Ты же видишь, кто он такой…

Уже четыре года подряд каждую субботу я выкладываю из своего портфеля целый ворох программок. Как из подарочного мешка Дед Мороз. И после передачи «В мире животных» все торопятся на кухню, и каждый на своем столе обнаруживает гостинец.

Поигрывая желваками и строя из себя обиженного, дядя Вася изображает припадочного. Точь-в-точь как и в тот вечер, когда выдворяли Лохматого с Лешей. Но теперь его уже никто не боится.

– Нечист на руку… – еще раз повторяет дядя Вася и, качнувшись, пытается снова схватить меня за локоть. – Ты это, Толик, имей в виду… Мне про них еще кое-что известно… Ты меня понимаешь…

Назидательно жестикулируя, он поднимает правый кулак и, погрозив пятерней, в которой отсутствует указательный палец, скрывается в глубине коридора.

Я вспоминаю про кашу и кидаюсь к плите. Наверно, уже сгорела. Но почему-то не пахнет.

Варвара Алексеевна, не отрываясь от своей конфорки, продолжает искоса поглядывать. Екатерина Степановна вытирает тарелку.

– Это, Толя, я… убавила… ты, наверно, забыл…

– Большое спасибо… – я выключаю газ и, схватив кастрюлю за ушки, обжигаю себе пальцы.

– На, возьми мою… – Екатерина Степановна протягивает мне тряпку. – Да бери… Ты, Толя, смотри, держись от него подальше…

Я отскребываю со дна кастрюли прогорклые ошметки и нажимаю ногой на педаль. У меня теперь тоже помойное ведро. (Когда я был в Москве, то мне его подарил папа. На день рождения.) Все-таки подгорело. Но в животе пока еще не бурлит.

Смахнув со стола крошки, я дотрагиваюсь до клавиши. Теперь-то уж поработаю. И в это время в комнату снова раздается стук. Екатерина Степановна пришла ко мне за тряпкой.

Я поворачиваюсь к подоконнику и протягиваю за тряпкой руку. Пересекаясь зигзагами трещин и налезая друг на друга, на краске проступают круги – следы чайника. Между ребрами батареи серый налет пыли.

– Я знаю, чьих рук это дело… – неожиданно прищуривается Екатерина Степановна, – все ведьма Варвара… она и взяла…

– Чего? – я не совсем Екатерину Степановну понимаю.

– Да программу… Или сам Васька… ночью… Ты, Толя, не забывай закрывать дверь на крюк… когда приходишь или уходишь последний… дверь, сам знаешь… надави – и вошел…

Екатерина Степановна все еще не уходит.

– Ты вот сегодня, – продолжает она, – не запер тамбур, а у нас тут вещи… входи-бери… Ты, Толя, не забывай…

– Хорошо, Екатерина Степановна, хорошо… Вы не волнуйтесь. Теперь буду запирать… Только… как же я закрою на крюк, если мне в четверть пятого выходить… Значит, кого-то будить…

– Конечно, будить… – радостно соглашается Екатерина Степановна. – Ты, Толя, когда уходишь, стучи к нам, не стесняйся… Если меня нет, то Женька… мы закроем…

Женька – значит Евгений Иванович, ее муж. Евгений Иванович работает грузчиком на товарной станции. На пенсию ему еще лет через пять-шесть. А Екатерине Степановне уже вот-вот. Собачка, вместе с которой они переехали, в прошлом году умерла от чумки, и они ездили ее хоронить на родину.

Евгений Иванович каждый день выпивает; еще на работе или сразу после смены. И приходит уже косой. Включает телевизор и ложится отдохнуть.

Недавно он смастерил к тамбуру замок и дал один ключ мне. А раньше, при Клавдии Ивановне, тамбур не закрывался. И теперь, когда Екатерины Степановны нет дома, мне никак не попасть в комнату: у Евгения Ивановича привычка, прежде чем лечь спать, в любое время дня запираться на все запоры. Если бы Евгений Иванович запирал тамбур только на ключ, то я бы не возражал и брал бы ключ с собой, даже на кухню – как Варвара Алексеевна. Но к замку он добавил еще задвижку и ни на какой сигнал (стук или звонок) не реагирует. Остается только ломать дверь. Или сидеть в комнате, не вылезая.