Древние считали рубиновое небо символом недавней смерти. Рунос сам говорил, что тогда оно будет кровавым вечно. Но почему тревога всё сильнее сжимает сердце? Откуда ощущение, что ничего еще не кончилось? И всё зло — впереди.

— Почему именно мой ребенок⁈

— Я хотел бы ответить, Эйда. Но точно не знаю сам. Не удивляйтесь: видеть — не значит «понимать». Над вами обеими знак — над тобой и Мирабеллой. Это — проклятие. Откуда оно взялось, почему и что значит — мне неведомо. Но поверь: жрецы змеиного культа видят то же, что и я.

— Кто вы⁈ — Теперь к боли в двух измученных озерах примешался еще и страх.

— Не жрец, и уж точно — не поклоняюсь змеям.

Усталость за всю эту ночь и утро навалилась разом. Не вовремя!

— Я мог бы попытаться понять, в чём природа проклятия, если б знал день и час рождения ребенка. И зачатия.

Рунос и рад бы прикусить язык. Но, увы — зачатие в таких вещах важнее рождения.

— Мирабелла родилась в тридцатый день Месяца Сердца Осени 2992 года от прихода Творца.

Какого-какого года⁈ Рунос похолодел.

— Время… точно не помню, но за окном уже стемнело. Зачатие… — голос Эйды стал совсем безжизненным. — Четырнадцатый день Месяца Рождения Весны. Почти три часа дня. Монастырские часы били. Или позже… но тогда это может быть любой день Месяца Рождения Весны. И время разное. Будь всё проклято! — слезы вдруг хлынули из серых глаз ручьем. Полноводной рекой. Тоже весенней. — Будь всё проклято — как проклята неизвестно кем моя дочь! За что⁈ Она-то в чём виновата⁈

Глава 6

Глава шестая.

Эвитан, окрестности Лютены — Лютена. — Квирина, Сантэя.

1

Их ждали на развилке всего в полумиле от места прощания. И в пяти милях от Лютены. А может — и не только там.

Еще бы! Змеиные хвосты могли потерять след добычи, но не желание ее схватить. И у них было вдоволь времени, чтобы перерезать к Лютене все пути.

А дураком оказался именно Рунос — когда решил, что перекроют лишь дороги на юг. Илладийцам.

И теперь уже слишком поздно думать, Эйду ли с дочерью караулят змеиные мерзавцы или вдруг решили, что юный Октавиан вернется домой к папеньке.

Можно выбрать лесную тропу. Понадеяться, что хоть чащу не перекрыли.

Или свернуть к ближайшему монастырю? Это — миль пятнадцать. И тоже — лесом. Потому как возвращаться по дороге — смерти подобно.

Лошади волнуются. Хорошо хоть — не ржут. Кобыла Эйды отстала от Руносовой всего на полкорпуса — и ясно, почему. Коням безумно хочется вперед.

Они все трое чувствуют беду… а вот Эйда — нет. Иначе удивление в ее глазах давно сменилось бы тревогой и ужасом.

Но девушка не боится. И на удивление спокойна Мирабелла… А вот о причинах последнего лучше сейчас не задумываться. Когда они окажутся в уютном кабинете отца Жерара — у Руноса будет сколько угодно времени разбираться во всех секретах девочки.

Целитель тяжело вздохнул. Замотать лошадям морды плащами, провести под уздцы? И почему же так не хочется этого делать?

В любом случае — с торной дороги пора убираться.

Подав Эйде знак следовать за ним, Рунос осторожно заехал под шелестящий на ветру зеленый свод. Девушка не отстала ни на шаг.

— Эйда, — служитель Матери-Земли понизил голос до предела, — впереди на дороге — засада. Вам придется нести ребенка, я веду обеих лошадей.

— Далеко?

— Миль пять-шесть, — честно ответил Рунос.

Жанна не сможет скрыть его отсутствие дольше полудня. Разве что закричит из-за двери, чтобы принцессу и ее личного врача не беспокоили до завтра. Она так и сделает — если захочет. Но вот Карл точно не захочет так долго обходиться без целителя.

Вряд ли удастся утаить пропажу королевского врача и от Мальзери, но об этом подумаем позже. Сначала нужно хоть попытаться вытащить отсюда ни в чём не повинную девушку и ее дочь!

— Не волнуйтесь, Эйда, — Рунос на миг сжал ее ледяную руку. — Мы просто постараемся их обойти и вернуться на дорогу. Засаду в двух местах на одной дороге не устроят даже змеепоклонники. Не тысячи же людей они под Лютеной собрать успели!

Будем надеяться, что их вообще — не тысячи — во всём Эвитане. Иначе стоит всерьез задуматься, как спасать мир, где каждый десятый — змеиный жрец?

И обходить придется за полмили, не меньше. Ветер может смениться в любой миг. Лучше не рисковать. Уровень врагов Руносу пока неизвестен. А Лес Белой Матери остался позади.

2

Новая засада дожидалась впереди. Обычная, стандартная и до боли обидная — укрылись в лесу солдаты в простых плащах. И кинулись теперь на беглецов с двух сторон.

Сила — великая вещь. Вот только чувствует она лишь другую Силу. А в этих мерзавцах магии — ни капли.

Чем бы ни занимался их хозяин Мальзери — сами они Знаком Змеи не помечены. Всего лишь исполняют приказ. Но вреда от них ничуть не меньше, чем от жрецов с серпами.

Вот и всё. Серое небо, лесная дорога, полный дикого ужаса взгляд Эйды — крепче прижавшей дочь к груди. Своего ребенка девушка убить не сможет, что бы Рунос ей ни сказал, но драться — готова. Вот только как? Одной рукой держа в седле дочь, а другой — поводья? И еще пытается в таком положении дотянуться до кинжала! Порежет себя или лошадь.

— Скачи вперед и не оглядывайся… Я задержу!

Она всё же обернулась — уже на скаку. Но не потеряла ни мига. Какая мать станет медлить, спасая дитя?

Рунос развернул коня и поскакал прямо на ближайшего. С расстояния — расстреляют, а вот с трех шагов… с двух…

Уже не станут!

Рунный посох взвился в воздух. Убивать нельзя — потеряешь больше, чем жизнь. Но вот драться — никто не запрещал.

3

Трясина мерзко хлюпает, засасывает, тянет в бездну… Не отпускает!

В небесах Дракон и Волк истекли кровью. В тот день Четверо связали себя клятвой. Себя и Пятого. Того, кто не клялся и ни в чём не виноват, но на него пало чужое проклятие. Потому что один из Четверых — еще и проклят. Он посмел оскорбить Древних Богов. Осквернил святилище. Один из Четверых проклят, и с ним вместе проклят Пятый…

Тьму режет Свет! Яркий, слепящий… теплый.

— Очнулся!

Действительно — свет. Солнечный. Прямо в лицо. И в золотом ореоле, как в нимбе, — лицо