Куми и Эйко утверждали, что сидели в своих комнатах, и в их показаниях не было ничего необычного. Зато свидетельство Кадзивары, которого расспрашивал Усикоси после них, заставило похолодеть даже видавших виды следователей.

– До сих пор я не придавал этому значения, поэтому не рассказывал. Я не про убийство Кусаки-сан, про другое. Вечером, когда убили Кикуоку-сан, я стоял у себя на кухне, прислонясь к колонне, и услышал сквозь гул вьюги за окном какое-то шуршание. Звук, как будто ползет змея. Я точно его слышал.

– Змея?!

Детективы чуть было не повскакивали со своих мест.

– Когда это было?! В каком часу?

– Думаю, около одиннадцати.

– Как раз когда его убили.

– Еще кто-нибудь слышал этот звук?!

– Я спрашивал Кохэя и Тикако, но они сказали, что не слышали. Тогда я подумал, что мне послышалось. Вот я ничего и не сказал. Вы уж меня извините!

– Какой это звук? Подробнее можете описать?

– Прямо не знаю… Ш-ш… и еще вроде женских всхлипов… Было едва слышно. А когда Кусаку-сан убили, ничего такого не слышал.

– Женские всхлипы?

Детективы обменялись взглядами. Прямо рассказ о привидениях.

– А когда был убит Кадзуя Уэда?

– Не слышал ничего. Извините.

– То есть вы слышали этот звук только в вечер убийства Кикуоки?

– Совершенно верно.

Детективы опросили по отдельности всех остальных обитателей дома о странных звуках, и оказалось, что, кроме Кадзивары, никто больше их не слышал.

– Что же это в самом деле? Может такое быть? – обратился Окума к своим коллегам. – Ну сколько можно?! С ума сойти! И что теперь?

– Ума не приложу.

– Я начинаю верить, что здесь поселился какой-то злой дух. Или сам дом тот самый злой дух и есть. Такое впечатление, что это место живет по собственной воле и убивает людей! Особенно убийство Кусаки. Явно не человеческих рук дело. Такое мог сделать только этот дом!

– Или же мы имеем дело с какой-то дикой, совершенно невероятной мистификацией, – предположил Одзаки. – С какими-нибудь механическими устройствами, которые срабатывают в комнатах в нужный момент, с летающими ножами… или черт знает еще какими штуковинами, которые все переворачивают…

– В таком случае преступником должен быть не один из гостей, а кто-то из хозяев… – пробормотал Усикоси.

Окума решил развить эту тему:

– Нет, вряд ли. Если вы спросите, на кого я думаю из этих одиннадцати, отвечу: на Аикуру. Она наплела нам, что кукла заглядывала к ней в окно. Что за дичь? Это невозможно. Выдумки! Все она врет. И алиби у нее нет. По всем трем случаям.

– Однако, Окума-сан, тут есть одна странность, – заметил Одзаки. – Эта самая Куми впервые увидела Голема в третьем номере только двадцать девятого декабря. Но в ее показаниях описание рожи, которую она видела в окне, во всех деталях совпадает с физиономией этой куклы.

Окума наморщил переносицу и с тяжелым вздохом произнес:

– Что ж, значит, преступника среди тех, с кем мы сталкиваемся здесь нос к носу, нет. Он где-то прячется. И делает это очень умело. Тогда давайте разбирать стены и потолок, в первую очередь в комнатах номер тринадцать и четырнадцать. Ничего другого не остается! Согласны, Усикоси-сан?

– Пожалуй. Завтра Новый год, и мне совсем не хочется этим заниматься, однако не думаю, что преступник решит взять себе выходной, и нам, наверное, придется это сделать.

В этот момент мимо них прошел Митараи. Окума решил уколоть его и окликнул:

– Так что же произошло, господин прорицатель? Не вы ли говорили, что трупов больше не будет?

Митараи ничего не ответил, но было видно, что чувствует он себя неважно.

Первого января 1984 года мы с Митараи с самого утра засели в библиотеке. Мой друг думал, что потерял лицо из-за убийства Кусаки, и замкнулся в себе. Все мои попытки завязать разговор ни к чему не приводили. Он сидел, складывая из пальцев то треугольник, то квадрат, и что-то бормотал себе под нос.

Со своего стула в дальнем углу библиотеки я видел северное море, на поверхности которого толкались льдины. Я наблюдал за ними какое-то время, пока не стихавший грохот долота и молотков, доносившийся из цокольного этажа, не вывел меня из состояния оцепенения.

– Поздравляю! – сказал я Митараи.

– Угу, – с отсутствующим видом ответил он.

– Я тебя поздравляю, – повторил я.

Наконец он удосужил меня взглядом и с нескрываемым раздражением спросил:

– С чем?

– Да сегодня вроде Новый год. Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый.

Митараи простонал в ответ, как бы говоря: ну что ты лезешь ко мне с всякими мелочами?

– Мне кажется, ты порядком расстроен, – сказал я. – Ничего удивительного, после представления, которое ты устроил… Но чем так сидеть, сходи лучше посмотри, как полиция громит потолки и стены в тринадцатом и четырнадцатом номере.

Митараи презрительно рассмеялся.

– Ты думаешь, они что-нибудь найдут? Тайные переходы, секретные комнаты? – спросил я.

– Бьюсь об заклад, к вечеру эти ребята выбьются из сил, будут сидеть в салоне и дуть на честно заработанные мозоли. Особенно этот молодой специалист – Одзаки. Могу поспорить, он сейчас там больше всех суетится. А вечером будет тише воды ниже травы. Хотел бы я на него посмотреть.

– То есть ты считаешь, что в тринадцатом и четырнадцатом никаких хитростей нет?

– Конечно, нет.

Я помолчал, раздумывая, откуда у него такая уверенность, но так ни до чего и не додумался. Решил спросить еще:

– Тебе, похоже, уже все понятно?

Моему другу точно кипятку на спину плеснули. Он поднял глаза к потолку и тихо простонал. Странно!

– Хочешь сказать, что уже разобрался с этим делом?

– Если б так… Пока много тумана, – негромко прохрипел в ответ Митараи. У него что-то случилось с голосом.

– Но ты хотя бы понимаешь, в какую сторону смотреть?

Митараи как будто вздрогнул и пристально посмотрел на меня.

– Вообще-то это вопрос…

Меня охватило странное беспокойство, а потом страх. Нет! Надо попробовать как-то поднять боевой дух.

– Может, мне с ними поговорить, а? Хоть какая-то польза от меня будет…

– Бесполезно. Надо сначала разобраться, а потом говорить… Нет, это слишком сложно. У лестницы есть низ и верх. Где же он все-таки стоял?.. Вот в чем проблема. Ответа может и не быть. Надо сыграть…

– Ты о чем?..