По дороге от молла к дому Джо-Бет, Хови сообразил, почему девушка вдруг решила, будто едва ли не все события последних дней, а в особенности их общий кошмар в мотеле, – дело рук дьявола. Ничего удивительного здесь не было – ведь Джо-Бет работала вместе с чрезмерно религиозной женщиной в магазине, от пола до потолка забитом изданиями мормонов. После неприятного разговора с Луис Нэпп, юноша понял, насколько трудна его задача – убедить Джо-Бет в том, что в их любви нет преступления ни перед богом, ни перед людьми и что в самом Хови нет ничего демонического.

Попасть в дом к Джо-Бет оказалось непросто. После звонка дверь никто не открыл. Инстинктивно чувствуя, что внутри кто-то есть, Хови звонил и стучал минут пять. Тогда он встал посреди улицы, глядя на зашторенные окна, и принялся звать Джо-Бет. За дверью звякнула цепочка, дверь приоткрылась, в щель выглянула женщина – вероятно, Джойс Макгуайр. И Хови снова поднялся на крыльцо, чтобы просить разрешения поговорить с ее дочерью. Обычно он легко завоевывал доверие матерей. Его заикание и очки придавали ему вид прилежного студента. Однако внешность не обманула миссис Макгуайр. Она повторила то же, что сказала Луис Нэпп:

– Тебя здесь никто не ждет. Возвращайся домой. Оставь нас в покое.

– Мне нужно сказать два слова Джо-Бет. Ведь она дома?

– Да, она дома. Но она не хочет тебя видеть.

– Я хотел бы услышать это от нее.

– Вот как? – С этими словами миссис Макгуайр, к удивлению Хови, распахнула дверь.

По сравнению с улицей внутри было темно, но он сразу же разглядел Джо-Бет в полумраке в дальнем конце холла. Она была в черном, словно собралась на похороны. Из-за этого она казалась бледнее обычного, и только глаза ее ярко блестели, отражая солнечный свет, падавший из открытой двери.

– Скажи сама, – велела мать.

– Джо-Бет, – сказал Хови. – Можем ли мы поговорить?

– Тебе не нужно было приходить, – тихо сказала Джо-Бет. Он едва различил ее голос. Самый воздух, что их разделял, казался мертвенным. – Это опасно для всех нас. Больше никогда не приходи сюда.

– Но мне нужно с тобой поговорить.

– Бесполезно, Хови. Если ты не уйдешь, с нами случится страшное.

– Что именно?

За нее ответила мать.

– Тебя никто не винит. – В голосе Джойс не осталось враждебности, с какой она его встретила. – Но пойми, Ховард: то, что случилось с твоей матерью и со мной, еще не закончилось.

– Не понимаю, – ответил он. – Совершенно ничего не понимаю.

– Может, это и к лучшему. И все-таки уходи. Сейчас же. Она снова взялась за ручку двери.

– П-п-п… – начал было Хови, но не успел он выговорить: «Подождите», как уже смотрел на деревянную филенку захлопнувшейся перед его носом двери.

– Черт! – выпалил он, на сей раз без запинки. Несколько секунд он тупо смотрел на закрытую дверь и слушал, как с той стороны возвращались на место цепочки и задвижки. Более полное поражение трудно было представить. Теперь не миссис Макгуайр его завернула – Джо-Бет тоже присоединилась к общему хору. Он не стал повторять попытки.

Не успел он сойти со ступеней и двинуться вниз по улице, как у него созрел план дальнейших действий.

Где-то в здешнем лесу есть место, думал он, где с ними – с миссис Макгуайр, с его матерью, а теперь с Бадди – случилось несчастье. Место, отмеченное насилием, гибелью, катастрофой. Может быть, именно там отыщется выход, который не захлопнут перед ним.

– Это к лучшему, – сказала мать, когда звук шагов Ховарда Катца стих.

– Знаю, – отозвалась Джо-Бет, все еще глядя на запертую дверь.

Мать была права. События прошлой ночи – визит Яффа и уход Томми-Рэя – означали одно: нельзя доверять никому. Она любила брата и думала, будто знает его как себя самое, и вдруг его душа и тело оказались отняты неведомой силой, явившейся из прошлого. Хови тоже явился из прошлого – из маминого прошлого. Что бы ни творилось сейчас в Гроуве, Хови был частью этого. Неважно, причина он или жертва. Если пригласить его в дом, можно погубить хрупкую надежду на спасение, которую они ночью отстояли перед лицом вторгшегося к ним зла.

Однако от этого ей было не легче видеть, как перед Хови захлопнулась дверь. Ей страстно хотелось отпереть замки, вернуть его, обнять, сказать что-нибудь хорошее. Но что теперь будет «хорошим»? По зову сердца, всю жизнь не дававшего ей покоя, соединиться с тем, кто вполне мог оказаться ее братом? Или в этом круговороте, каждой волной крушившем их прежнюю жизнь, остаться верной прежним добродетелям?

У матери был ответ. Ответ, к которому она прибегала всякий раз, когда на них сваливались несчастья.

– Нужно молиться, Джо-Бет. Молиться об избавлении от бедствий. «Да развеется сила проклятых, кого Господь проклял от уст своих, и да уничтожится она славой Господней…»

– Не вижу я никакой славы, мама. И никогда не видела.

– Она грядет! – настаивала мать. – И все встанет на свои места.

– Не думаю.

Джо-Бет вспомнила лицо Томми-Рэя, когда тот вернулся и на вопрос о Яффе улыбнулся самой невинной улыбкой, будто ничего не произошло. Был ли он одним из «Проклятых», о чьей гибели сейчас усердно молилась мать? Неужели и его Господь проклял от уст своих? Джо-Бет не хотела этого, а если и молилась, то лишь о том, чтобы Господь не судил Томми-Рэя чересчур строго. Ни его, ни саму Джо-Бет – за ее желание последовать за тем, кого не пустили дальше порога этого дома.

Солнце палило нещадно, однако в тени лесной листвы жизнь замерла, как ночью. Звери и птицы попрятались по своим норам и гнездам. То ли из-за жары, то ли их заставило замолчать нечто, появившееся в этих местах. Тем не менее, Хови ощущал их присутствие. Они следили за каждым его шагом, словно он был охотник, вышедший на тропу при свете слишком яркой луны. Он и здесь был незваным гостем. Однако желание дойти до цели росло с каждым пройденным ярдом. Решение ему подсказал тот же странный шепот, от которого юноша в первый раз отмахнулся, приняв его за игру воображения. Но сейчас он опять слышал тот же зов и всем телом, каждой клеткой чувствовал его реальность. Кто-то его звал и хотел его видеть, желал встречи с ним. Вчера он воспротивился, но сейчас сам захотел того же.

Неясный импульс побудил его взглянуть вверх на лучи, пробивавшиеся сквозь листву. В глаза ударил яркий свет, но Хови не отвел взгляда, а наоборот – шире раскрыл их навстречу солнечному потоку. Свет ритмично касался сетчатки и будто гипнотизировал Хови. Обычно юноша терпеть не мог терять контроль над собой. Он даже спиртное пил только в случае крупных неприятностей, но до тех пор, пока не замечал, что тело выходит из-под контроля. Наркотиков он даже не касался, самая мысль о них ему претила. Однако сейчас он словно опьянел, и ему это нравилось. Он желал, чтобы солнечные лучи заслонили реальность.