Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гренфел был первым медиком в Конго из африканцев: он закончил медицинскую школу в Стэнливиле, а затем высшие медицинские курсы в Леопольдвиле. Работал во многих госпиталях страны. Одновременно он создает клубы «Эволюэ» в провинциальных городах. Вступает в контакты с Уильямом Дюбуа, Джомо Кениатой, императором Эфиопии Хайле Селассие, Кваме Нкрума, Секу Туре, Леопольдом Сенгором, Модиба Кейта. Побывал в Гане, Мали, Египте, Марокко, Эфиопии и других африканских странах.
Он сражался на стороне эфиопов по время итало-абиссинской войны. Вместе с Лумумбой он создавал партию Национальное движение Конго. Он редко выступал на митингах и собраниях, но когда объявляли, что будет говорить Гренфел, послушать его сходились тысячи крестьян. Он разоблачал колониальные власти, приводя конкретные примеры беззакония, коррупции, воровства и взяточничества. У него выработался свой метод подготовки к выступлениям: перед ними доктор отправлялся в путешествие. Обходил пешком деревни, города, плантации, новостройки, ночевал в хижинах и бараках для рабочих.
Врач видел и болезни конголезцев, и язвы существующего строя. Колониальная система высасывала жизненные соки народа, но администраторы, чиновники, комиссары всех рангов беззастенчиво грабили казну. В столице Конго строительство Дворца Наций обошлось губернаторству в 300 миллионов франков! Действительные вложения не превышали и 100 миллионов. Разница осела в карманах подрядчиков и поставщиков материалов, каковыми были бельгийцы. Что же говорить о захолустных местах, отдаленных от Леопольдвиля на тысячу или полторы километров? Наживались на строительстве школ и больниц, дорог и пристаней, на скупке кож, пальмового масла, чая, хины, хлопка, кофе, кукурузы и маниоки. Любое строительство превращалось в источник наживы.
Однажды Гренфел прошел путь от Стэнливиля до Букаву. Между этими городами прокладывалась автомобильная магистраль. Вместо обещанных 600 километров бельгийская дорожная компания заасфальтировала около ста. Полотно выглядело весьма оригинально: оно все сужалось и сужалось. А на последнем участке, сданном в эксплуатацию, две машины никак не могли разъехаться или обогнать друг друга. Явное воровство, грабеж. Гренфел рассказал об этом на митинге в Стэнливиле. Он взял в руки блокнот, где все было записано: стоимость участка дороги нормальной ширины и урезанной нечистоплотными дельцами. Зачитал. Он не жестикулировал, не повышал голоса, а спокойно анализировал и делал обобщения. «Вот и судите сами, — обращался он к слушателям, — кто настоящий вор: конголезец, сунувший пригоршню кофе в карман, или богатые европейцы, имеющие все и стремящиеся иметь еще больше за счет сужения дороги…»
В другой раз он коснулся медицинского обслуживания конголезского населения, о чем трубила колониальная пропаганда. Приводились фантастические цифры о произведенных операциях, об уколах, переливаниях крови, о таблетках и микстурах, об израсходованном пенициллине и т. д. Гренфел взял официальные отчеты медицинского ведомства и произвел подсчеты. Выяснилось, что каждый конголезец, включая детей грудного возраста, оперировался трижды, а значительная часть взрослого населения вылеживается в госпиталях на белых койках. Бельгийская колония в Африке слыла «самой здоровой в гигиеническом отношении» в результате очковтирательства.
Еще хуже обстояло дело с просвещением, о чем тоже говорил Гренфел. Цифры подавляли: в Конго насчитывалось 28 500 начальных школ, 655 школ второй ступени и специальных технических, 214 учительских школ и два университета — Лованиум в Леопольдвиле, где только что был установлен атомный реактор, и учебный университетский центр святого Бонифация в Элизабетвиле. Число детей, посещавших все виды школ и учебных заведений, достигало 1730 тысяч человек. По этим данным, Конго занимало первое место в Африке. Но университеты не подготовили ни одного конголезского специалиста. Конголезские вузы — чистейшая фикция. Иноземные преподаватели получают хорошие деньги и довольствуются этим, не будучи заинтересованными в подготовке национальных кадров. Школьником же считается каждый записавшийся. Через месяц или полгода он бросил посещать занятия, пошел работать на плантацию или фабрику, женился, обзавелся семьей, но продолжает значиться… школьником. Гренфел приоткрыл занавес над этой бесстыдной спекуляцией цифрами. Бельгийцы его побаивались. В партии Национальное движение Конго его обожали. Этот гость был всегда желанным в семье Лумумбы. Он заходил к Патрису без приглашения, и их разговорам не было конца.
— Патрис, — сказала пришедшая с кухни Полин, — сегодня день твоего рождения. Нельзя ли перенести заседание парламента на завтра? Сколько можно говорить о политике?!
— «Любимая моя, зачем ты пошла за мной?» — произнес он фразу Тиля Уленшпигеля, так знакомую Полин. — Все, кончаем с политикой! Помнишь, я все повторял слова этого фламандца: «Не мы, так кто-нибудь другой освободит землю фландрскую»? А ведь освободили-то мы землю конголезскую! Мы, а не кто-нибудь другой. Я думаю, следует назвать один район Конго или город именем Уленшпигеля. Что в сравнении с ним все эти Леопольды, Элизабеты, Альберты? Как ты думаешь, Джордж? Решили?
— Согласен, согласен. Но сейчас я поддерживаю предложение Полин.
— Ни слова о политике?
— Ни звука, Патрис!
Выпив розового португальского вина, они уселись за стол. Полин пододвинула Патрису тарелочку с очищенными яйцами, только что вынутыми из кипятка. В блюдце находился толченый перец: красно-бурые пластинки его прилипали к теплой поверхности яиц и тоже отправлялись в рот. Пили-пили, как называют перец в Конго, — непременная специя на каждом столе. Он обжигает рот, взбадривает человека. Бывает пили-пили, настоянный на пальмовом масле и спиртном, но сухой, толченый лучше. О пили-пили сложено несметное число притч, рассказов.
Полин ушла с девочкой на кухню. Лумумба подсел к Луи и стал расспрашивать о здоровье родителей, о братьях, о детях младшего из них — Луи. Эмиль так и живет в родной деревне: городская обстановка ему не нравится. Шарль перебрался в Стэнливиль и помогает ему, Луи.
— В чем же он тебе помогает? — просил уточнить Лумумба.
— Мы с ним решили открыть магазин, — говорил Луи. — Торгуют бельгийцы, французы, англичане, греки, итальянцы, пакистанцы и индийцы. Израильтяне тоже. Теперь ничто не мешает заняться торговлей и нам, конголезцам.
— Твои деньги, а услуги Шарля? Ты перешел в категорию бельгийцев, а твой и мой брат Шарль остается в прежней роли слуги… Ты же министр, Луи! — не сдерживая раздражения произнес Лумумба.
— Я не понимаю причины твоего гнева, Патрис. Ты