Но случаи, когда иноземцы появлялись в слободе перед походом, бывали редко, поэтому неопытный страж и раскрыл от удивления рот. К избе уже стали собираться ушкуйники в надежде увидеть увлекательное зрелище. Но иноземцы, нимало не смущаясь, спешились, и старший, которого сразу можно было узнать по богатой одежде, прикрикнув на растерявшегося стража, велел доложить о себе начальнику войска. Держались приехавшие уверенно, не выказывая ни малейшего смущения, и кое-кто из ушкуйников уже стал расходиться, смекнув, что разодетые как петухи иноземцы, несомненно, прибыли по важному делу и поэтому развлечения сегодня не будет.

Стражник уже скрылся за дверью и через минуту вернулся, пропустив вперёд Гришу Рваное Ухо. Видавший виды атаман ушкуйников посмотрел на гостей озадаченно – не ожидал он от предстоящего похода никаких неожиданностей. По крайней мере, таких, которые потребовали бы присутствия в слободе иноземных гостей:

– Ну, докладывайте, гости дорогие, с чем к нам пожаловали. Коли по делу – глянем, что за дело. Если стоящее – отпустим с почётом. А коли из любопытства пустого – уж вы не обессудьте, порядки у нас строгие, на всю жизнь вы эту поездку запомните.

Собравшиеся ушкуйники одобрительно зашумели, размышляя, что, возможно, ещё не всё потеряно и им удастся повеселиться перед дальним походом.

– Я имею честь передать письменную депешу для начальника войска, – сказал Пендергаст, – от лорда Майкл Докука. И имею добавить от себя лично.

– Вот как? – изумился Гриша. – Что бы это Докуке передавать послание с иноземцем? Или у него дворни мало? Уж не врёшь ли ты, иноземец?

– Айм нот врать, – мешая слова, ответил Пендергаст. – Читать депеш, потом говорить. Вери важный. Очень импортент…

– Что ж, вери так вери. Заходи, разговор разговаривать будем.

Гриша впустил в избу Пендергаста, велев его спутнику оставаться у дверей.

– Гриша, – крикнул кто-то из толпы, – а ну как немчин что недоброе задумал? Может, я рядом постою? Так вернее будет.

Гриша обернулся на голос, укоризненно улыбнулся молодому и горячему крикуну:

– Сынок, не учи отца щи варить.

Невесть откуда в руке атамана появился нож. Почти невидимый взмах, бросок – и самый краешек сапога молодого ушкуйника пригвождён к земле. Все лишь ахнули. Никто не то что сообразить, что случилось, не успел, не успел даже шевельнуться.

– В бою, сынок, ты бы уже два раза умер, – спокойно продолжил Гриша, – иди лучше руку набивай на метание, живее будешь. Нож можешь не возвращать – дарю.

И вошёл в избу вслед за иноземцем… А молодой ушкуйник с раскрытым от удивления ртом вытаскивал ногу из сапога, чтобы убедиться, что нигде нет ни царапины.

Пока Гриша читал письмо Докуки, лорд Пендергаст, граф Голубая Шкурка, нетерпеливо барабанил длинными, тонкими аристократическими пальцами по грубому дубовому столу. Наконец атаман закончил чтение и поднял глаза на англичанина:

– Будешь ты, значит, указывать нам, где ставить острожки да заимки?

– Йес, йес. Острожки и заимки, – закивал головой Пендергаст.

– Дело это хорошее и важное. Но мы ведь в походе. Порой будут и сражения нелёгкие. Доводилось ли тебе бывать в бою или к тебе охрану придётся приставить, дабы уберечь такого важного гостя от стрел ордынских да булгарских?

– Конечно. Я был в бою. Война красной энд белой роуз. Я храбро дрался. Шпага, мушкет, пистолет – я всё умею. Мой э-э-э-э паж также стрелять мушкет и драться испанский стилет. Очень хорошо.

– Добре, коли так. Нашим меньше головной боли. Ладно, располагайся в моей избе. Сейчас распоряжусь, чтобы тебе с пыжом твоим сенца в углу кинули. Укроетесь своими синими хламидами…

Гриша из долгих своих странствий вынес знание нескольких языков и теперь к месту и не очень применял разные нездешние слова… Он встал, чтобы отдать распоряжение насчёт сена, оставив письмо на столе. Краем глаза Пендергаст выхватил освещённые свечкой строки: «…иноземца сего используй по своему разумению. Ставь его в сражении в первый ряд или с дозором высылай пути разведывать. Человек сей Новограду опасный и будет лучше, если он останется на Волге или ещё где…» Эх! Не успел Пендергаст выучить новоградское письмо. Речь на слух – да, понимал, а вот письмо так и не освоил. А стоило ему прочитать и понять эти малые строчки, чтобы решить: бежать надо отсюда без оглядки! Бежать даже голышом, ограбленным до нитки и вымазанным нечистотами! Коварен и двуличен проклятый Докука. Какие фактории, какие форты? Не нужны Новограду иноземные люди на великом волжском пути, совсем не нужны! На смерть неминучую ты отправлен сюда, Джон Пендергаст, валлийский вельможа, посланник Его Величества в дикой северной земле…

Но не знал всего этого граф Голубая Шкурка, поэтому лишь скользнул взглядом по освещённому свечой листу и отвернулся равнодушно. Письмо доставлено, начальник войска прочитал, готов выполнять его распоряжения по строительству факторий, чего ещё надо? Всё идёт хорошо, а осенью, когда вернётся он с почётом в Лондон, король будет милостив к нему, забудется та история с Морганом и епископом. А может, Его Величество разрешит ему участвовать в большой торговле по новому торговому пути на льготных условиях. А что? Это было бы справедливо.

Дверь отворилась. В избу вошёл Гриша, за ним – стражник с охапкой сена. Кинул его в угол возле печи. Гриша заметил забытое на столе письмо, взял и внимательно посмотрел на англичанина – разумеет ли по-нашему, читал ли? Но безмятежное лицо гостя убедило его – не разумеет. Вот и всё. Песец подкрался незаметно…

Знаменитый самоедский выдутана, шаман шаманов, Хитрый И Осторожный Песец, Который Подкрадывается К Своей Жертве Незаметно, страдал от похмелья. Вчера он здорово перебрал, уверяя Филиппа, что огненная вода помогает ему справиться со страшной болезнью, которую навёл на него коварный и злобный домовой посредством удара молотком по колену. Филипп не то чтобы верил, но закрывал на проделки самоеда глаза. Он сейчас больше был занят тем, что собирал оружие и готовил свою челядь к решающей схватке за посадничье кресло. На колдуна нездешнего надежды, похоже, никакой. Отсюда что? Отсюда то, что в день, когда на Вече будут кричать посадника, нет лучшего крикуна, чем большой, хорошо вооружённый отряд.

Филипп зашёл в каморку к Песцу. Тот со стоном отпаивал себя после вчерашнего клюквенным компотом. В каморке воняло плохо выделанными шкурами, позапрошлогодним потом и какой-то тухлятиной. Из всего нового, что Песец узнал в господине Великом Новограде, он пристрастился только к водке. Баня в круг его интересов не входила… Филипп, молча свирепея, смотрел на шамана, на которого поначалу возлагал большие надежды. Самоед глянул на купца, буркнул недоброжелательно:

– Чего смотришь? Вишь – болею. Поднёс бы шкалик!

Всё. Чаша терпения Филиппа переполнилась. Он подскочил к Песцу и, схватив того за грудки, крепко и с размаху приложил к бревенчатой кедровой стене. В детстве Филипп не болел, а напротив, питался очень сытно и вкусно. Став постарше, купался в проруби, гнул подковы, таскал на загривке по два мешка пшеницы, показывая пример своим нерадивым работникам. Песец же, наоборот, был тщедушен и невелик ростом, поэтому мотался в руках Филиппа, как кукла. Голова шамана с размаху ударилась о стену. Раздался звон, словно били в набат. Причём непонятно было – то ли это звенит кедр, из которого сложены стены, то ли голова колдуна. В соседнем доме всполошились и заквохтали куры, гулко залаяла сторожевая собака, заплакал разбуженный младенец.