— Прощен, — согласилась она. — Но увы, не забыт.

Оставшуюся часть дня Уиннифред старалась не спать, но тщетно. Было еще рано, когда они добрались до следующего постоялого двора, и, переодевшись в сухую одежду и поев горячего, она нашла соблазн мягкой постели слишком сильным, чтобы устоять. Она проспала остаток дня и вечер. Когда же проснулась, в комнате было темно, за исключением тусклого мерцания углей в камине, и тихо, не считая ровного дыхания Лилли рядом.

Уиннифред закрыла глаза и попыталась заставить себя вновь уснуть, но отказалась от попыток, поняв, что это бесполезно. Смирившись, она потихоньку встала с кровати, прошла к окну и выглянула из-за занавесок.

Свет полумесяца освещал двор, и она увидела, как пара конюхов забрала лошадь у поздно прибывшего гостя. Уиннифред почувствовала, как от тихого стука входной двери слегка завибрировал пол у нее под ногами, и задумалась, будет ли ночь в Лондоне такой же шумной. Тетя Гидеона живет в доме, не в гостинице, но дом стоит на городской улице, и кто знает, насколько оживленным там может быть движение.

Мысли о поздних ночных гуляньях у нее под окном рассеялись при звуке низкого стона, просочившегося сквозь стену.

Гидеон.

Уиннифред взглянула на кровать, боясь, что этот тихий звук мог разбудить подругу, но Лилли оставалась неподвижной, дыхание было глубоким и ровным.

Уиннифред прикусила губу, не зная, что делать.

Воспоминание о его ужасной реакции на новость об их помолвке вспыхнула в мозгу. Как и воспоминание о пальцах, гладящих ее по щеке, когда они целовались под дождем. Она вспомнила, как он попятился от нее по дороге из тюрьмы и на званом обеде у Ховардов. И подумала о том, как он почти не отходил от нее эти последние два дня. Он был внимательным, заботливым, способным на такую нежность… и так глубоко ранил ее.

И еще говорит, что это она — загадка.

Гидеон снова застонал, подтолкнув ее к действию. Она схватила халат, просунула руки в рукава и направилась к двери. Мимолетно подумала было оставить Лилли записку, но тут же отказалась от этой мысли. Сказать просто нечего. «Ушла в комнату Гидеона, скоро вернусь»? Но это непременно повергнет подругу в панику. Остается только надеяться, что Лилли будет спать и не заметит ее отсутствия.

В коридоре, к счастью, никого не было, но не было и света, и ей пришлось отыскивать дверь в комнату Гидеона на ощупь. Она постучала вначале тихонько, потом погромче, а затем услышала через дверь его стон, за которым последовало одно-единственное слово: «Пушки».

Затем стон прекратился, и наступила тишина.

Уиннифред постучала снова, не понимая, как один только стук ее сердца не разбудил его.

— Минуту. — Голос Гидеона был приглушенным и явно раздраженным. — Одну минуту.

Она ждала, слушая, как он ходит по комнате. Он обо что-то споткнулся и грубо выругался, а потом дверь открылась, и он предстал перед ней в брюках и рубашке. Мягкий свет огня в камине освещал его сзади и лился в коридор.

— Уиннифред? — Гидеон крепко зажмурился, потом открыл глаза, словно не мог понять, сон это или явь. — Вы почему не в постели?

— Стены в этой гостинице тонкие. Я слышала, как вы кричали.

— Вы слышали… — Он осекся и провел ладонью по лицу. Она никогда не видела его таким усталым. — Проклятие.

Сегодня он ругался больше, чем за все время, что они знакомы, печально подумала Уиннифред.

— Не пригласите меня войти?

Как она и надеялась, дерзкая просьба застигла его врасплох. Он отпустил дверь, Уиннифред открыла ее пошире и протиснулась мимо него в комнату.

Он потянулся к ее руке.

— Вам нельзя находиться здесь.

— Я уже здесь, — отозвалась Уиннифред, отступая от него, — и если вы не хотите, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел, предлагаю закрыть дверь.

Ей потребовались значительные усилия, чтобы говорить и держаться уверенно. Желудок был скручен в узел, а в голове роились сомнения. Быть может, она неправильно поступила, пробравшись к нему в комнату, но она должна была что-то сделать. Уиннифред пыталась оставить его в покое и хотела подтолкнуть к действиям. Именно последнее принесло результаты на мосту.

Полная решимости, она встала посреди комнаты и дождалась, когда он закроет двери, прежде чем снова заговорить:

— Вам снова приснился кошмар.

— Но сейчас я не сплю.

— Как и я, и поскольку мы оба не спим и…

— Это не должно вас беспокоить.

Она пропустила это замечание мимо ушей.

— Вам снится война?

— Что, простите?

— Я слышала… только что… — Она махнула на дверь. — Слышала, как вы сказали «пушки». Вам снится война?

Он молчал так долго, что она даже немного удивилась, когда он открыл рот, чтобы заговорить.

И тут же захлопнул его, не произнеся ни слова.

— Хотите, чтоб я принесла вам какого-нибудь вина или…

— Спасибо, нет.

Она переступила с ноги на ногу.

— Жалко, что у меня нет шоколада.

— Все в порядке. Возвращайтесь в постель.

— А не лучше ли вам…

— Нет. Идите спать.

Она расправила плечи, сделала глубокий вдох и сказала:

— Нет.

Темные брови поднялись так высоко, что чуть ли не скрылись в волосах.

— Нет?

Она решительно кивнула:

— Я не уйду.

Он не шевелился, только брови опустил.

— Это была не просьба, Уиннифред.

— Я знаю.

— Понятно. — Он отступил назад, прислонился к двери и сложил руки на груди. — И чего же вы надеетесь достичь, бросая мне вызов?

В таком настроении Уиннифред его еще не видела. В речи его была холодность, усиливающая ее нервозность, а пренебрежительная манера была чем-то новым. Он смотрел так, словно находил ее интересной, но лишь самую малость.

— Ничего я не надеюсь достичь, — ответила Уиннифред. — Я надеюсь помочь. Должна попытаться.

— Почему?

Она не поддалась внезапному желанию отвести взгляд.

— Потому что вы мне небезразличны. Вы мой друг. Потому что…

— Мы знаем друг друга без году неделя, — напомнил он, скривив губы. — И вы упорно пытаетесь превратить это в душещипательную комедию?

Разрываемая обидой и гневом, она почувствовала, как под кожу проникло тонкое, но острое лезвие крайнего смущения. Чтобы руки не дрожали, она сцепила их за спиной, вздернула подбородок и встретилась с ним глазами.

— Я не знаю, что это такое.