Только сам я не уйду. Тебя с твоей лярвой за собой потащу, — гогочет и закашливается.

Кашель тяжелый, запущенный. Прикрывает рот ладонью, а потом, взглянув на руку, вытирает её об штаны. Кровь. Вот оно что. Старый ублюдок, значит, смерти не боится. Это, конечно, не есть хорошо.

— А чего так долго ждал, а, мусор? — усмехаюсь, скрестив руки на груди.

Стараюсь не смотреть на Стешу, иначе, сорвет крышу, а мне сейчас хладнокровие нужно. Да побольше. Не время сопли разводить.

— Так мамашу твою ***. Знал, что не сдохнет она, пока я не отомщу. А тут такой сюрпризец! Наш щенок суку себе завел, да ещё и влюбился!

— Заебешься мочить всех, в кого я… Кхм… Влюблялся, — уверен, внешне я сейчас сама невозмутимость и насмешка.

Только старый пидор хорошо осведомлен. Видимо, давно пас меня, за что следует грохнуть всех утырков, которые отвечали за мою безопасность.

— Ну-ну, Матвейка, ну-ну. Ты ведь у выхода стоишь. Тебя не держит никто. А скоро рванёт. Чего же не линяешь? — саркастически хмыкает говнюк и дёргает Стешку за волосы, отчего она взвизгивает и снова начинает плакать, а меня передергивает от злобы. — Ты ведь так и не узнал, почему я твою мамашу, шкуру такую пиздил. И тебя, выблядка, почему ненавидел. Спасибо мне сказал бы, а то так и подохнешь в неведении.

Нож, судя по всему, довольно острый, оставил на шее Стеши красный след, а у меня зверски зачесались руки. Разорвать урода на мелкие кусочки. Разнести его на запчасти. Чтобы мокрого следа не осталось от ублюдочной мрази.

— Мне не интересна сопливая байка, как тебя в детстве родители обижали, — до взрыва три минуты, а мне ещё нужно вытащить отсюда Стешу.

— Придётся выслушать. Ты ведь помнишь своего папашу, а? — злобно заухмыпялся, а у меня что-то поубавилось внутреннего равновесия.

С чего бы ему о моём отце вспоминать? Да, я действительно помнил отца лет до десяти. Но потом воспоминания как-то стёрлись, не до того было.

— Аа-а-а, не ожидал? — урод всё больше меня злил, хотя, казалось, больше некуда. — Твой папаша всю мою семью угробил. Он даже мою пятилетнюю дочь не пожалел, — его ухмылка становилась всё незаметнее, а лицо исказила гримаса боли. — Просто зарезал их… Мою жену, дочку, мать с отцом. Всего лишь за то, что я вёл его дело. Твоя мамаша не рассказывала, что он был рецидивистом? Не говорила, как он сдох? Его застрелили при попытке задержания. Кстати, он скрывался в этом доме, как и ты тогда. Да-а-а, твоя мамаша скрывала это ото всех.

И нет, она не знала, кто я. Не знала, что я появился в вашей жизни не случайно.

Если у меня забрали мою маленькую девочку, то какое право на жизнь имел ты, выблядок убийцы?! Я хотел уничтожить вас. Всю вашу семейку! Но не мог, не мог!

Зато теперь смогу! — рука с ножом дернулась, а я, наконец, выхватил ствол и влепил пулю ублюдку прямо промеж глаз.

Развязывал девчонку торопливо, но аккуратно. отвлекал её какой-то болтовнёй.

Чтобы не поняла, что меньше, чем через минуту будет взрыв. Я не был уверен, что успею её вывести, а потому не хотел пугать. Я бы тоже предпочёл не знать.

Наверное.

Когда веревки были отброшены, а малышка оказалась у меня на руках, рванул к двери и как только переступил порог, нас отбросило взрывной волной метров на пять.

Стеша лежала подо мной и, мелко дрожа, всхлипывала, а я… Начал переосмысливать свою жизнь.

То, что я услышал тогда — останется там, в том доме. Я больше не вспомню об этом. Я запрещу вспоминать об этом Стеше. Потому что мне глубоко все равно, кем был мужик, которого я не знал. Мне все равно, почему мать молчала об этом годами. И абсолютно наплевать, что он был моим отцом. Потому что я — не он.

Нещадно ломит кости, а глаза не открываются. Чувствую рядом что-то тёплое и принимаю решение поваляться ещё немного, но в следующую секунду вскакиваю, как ошпаренная.

Где я?!

И что со мной?!

Неужели жива ещё?

Кружится голова, а боль в ребрах заставляет застонать и снова откинуться на подушки. Поворачиваю голову вбок и встречаюсь взглядом с Северовым.

— Проснулась? — целует меня в щёку и крепко прижимает к своей груди, отчего я тихонько стону — уж очень болит всё тело. — Прости, маленькая, не хотел.

Я расслабляюсь от тепла, что исходит от его горячего тела и закрываю глаза.

Хорошо-то как… Жива, почти здорова и рядом с ним.

Мир сошёл с ума. Потому что жертве хорошо в объятиях злодея, а злодей извиняется за эти самые объятия. Бред. Наверное, сплю ещё.

— Как ты себя чувствуешь? — тихий голос с хрипотцой возвращает меня в реальность, а я не хочу просыпаться, не хочу вспоминать о произошедшем.

Я плохо всё помню… Лишь некоторые обрывки и страх, что до сих пор царапается острыми когтями в душе. Не хочу вспоминать. Пусть всё произошедшее вчера погибнет в моей памяти и больше не воскреснет.

— Нормально, — прохрипела заспанным голосом и уже по привычке отодвинулась от него, о чём сразу же пожалела — стало холодно. — Где мы? — осмотрелась по сторонам и не узнала комнату.

— В гостинице, — отвечает коротко и снова притягивает меня к себе.

С силой впечатывает в своё огромное тело и, приблизив свои губы к моим, шепчет:

— Поцелуй.

Наверное, страшно сейчас выгляжу, судя по тому, как сильно болит избитое лицо…

Но как-то плевать. Раз Севера потянуло на романтику, значит, не всё так плохо.

Закрываю глаза и касаюсь губами его губ. В следующее мгновение он прижимает меня к постели, сжимает одной рукой мои запястья (видимо, уже по привычке), и впивается яростным поцелуем. Его влажный горячий язык насилует мой рот, отключает сознание, и я подаюсь вперёд, к нему. Тону в этом поцелуе и тихо стону от боли, но ему уже плевать.

Он дорвался до желаемого.

С силой сдирает мои трусы, раздвигает коленки в стороны и, устроившись между них, врывается одним резким толчком. вскрикиваю от болезненного дискомфорта, но ноги раздвигаю шире, впуская его в себя глубже. Сейчас хочется забыться в его руках. Пусть даже чувствовать боль.

— Кошка моя, — усмехается и врывается снова, отчего уже кричу, но всё равно подаюсь вперёд.

Мне нравится эта боль. Нравится ощущать его на себе и в себе. Большой и мощный… Везде.

Царапаю его предплечья и обхватываю ногами, притягивая за шею к себе. Чтобы ни единого миллиметра расстояния между нами. Чтобы одним целым были.

Задыхаюсь от зашкаливающего сердцебиения и его тяжести, а внизу живота собирается тугой комок, что вот-вот взорвётся и унесёт меня туда, где нет боли и страха, лишь эйфория, тягучая и сладкая, как патока.