Внезапно он снова стал серьёзным.

– Будешь вести себя тихо и держать голову покорно склонённой, к самому низу. Глаза – в пол.

– Ты сам в это веришь, Ризван? – равнодушно спросила я.

– Не раскрывать рот, прежде чем не обратятся непосредственно к тебе, – повысил голос Ризван.

– Тебе нужно было купить на невольничем рынке готовую рабыню со сломленной волей, чем пытаться добиться того же усердия от меня.

– Нет времени размениваться на мелочь.

Улицы города жили своей жизнью. Тут и там сновали жители, слышался незнакомый говор. Ризван вновь подал голос, словно ему не терпелось поболтать по-приятельски.

– Сегодня Амр Муаз, верховный, почтит пир своим присутствием. В последнее время он уже готовится передать бразды правления новому Верховному и стремится успеть запечатлеть как можно больше своего опыта. Потому сейчас его появление за пределами того здания, где мы были – редкость. Можно сказать, тебе повезло.

– И кто будет наследником?

– Зависит от голосования. Мы не выбираем верховного исключительно из родства. Каждый клан выдвигает своего претендента, самого достойного.

Я не успела задать вопрос, как Ризван опередил меня.

– От каждого клана участвует по трое: один претендент и двое голосующих. За свой клан можно отдать только один голос.

– Разумно. Но кто выбирает самого достойного? Мне кажется, что в большинстве своём выбирают из знати.

– И да, и нет. У всех равные возможности: у меня, оборванца с улицы, или у Инсара, сына верховного… Но от знати ждут всегда большего, не так ли? Им приходится не только доказывать, что они не хуже всех прочих, но и оправдывать своё имя.

Инсар – сын верховного. У меня не умещалось в голове, как потенциальный наследник мог оказаться тогда там, на невольничем рынке Верксала?.. Следом своим мыслям я усмехнулась, посоветовав обратить взор на саму себя.

– Амр Муаз будет доволен возвращению своего упрямого осла. Вполне возможно, что теперь, после всех этих лет Инсар не станет отбиваться всеми конечностями от возможности наследовать управление Амджадом.

– И чем же ему не по вкусу власть? – спросила я, как можно спокойнее, стараясь не выдать своего волнения.

– Ему не нравится решать, кому жить, а кому умирать.

Против воли я рассмеялась.

– А военное ремесло в чём заключается?

– Нет. Ты не понимаешь. Амджад – закрытый город. И он остаётся таковым, пока население не превышает некоторую численность. Потому мы избавляемся от больных младенцев и немощных стариков, которые являются лишними ртами.

– Жестоко.

– Но справедливо, – возразил Ризван, – ему это не по вкусу.

– А тебе?

– Я не «бездушный», чтобы спокойно вершить подобное, но это необходимость. Только и всего. Приходится мириться с чем-то.

– Для простого оборванца с улицы ты слишком трезво рассуждаешь.

– Оборванец не означает пустоголовый, Артемия.

К чему весь этот разговор? Я могла бы перебрасываться подобными фразами и часами рассуждать о том, что означает то или иное, поворачивать слова, играя ими, но всё это казалось бессмысленным сейчас. Я одёрнула саму себя: не время предаваться унынию. Иногда мне казалось, что я, вообще, лишена такой возможности, как быть слабой, и должна всё время выгрызать себе зубами желаемое.

– Больше ни о чём не хочешь поговорить? Как только разговор свернул с темы Инсара на меня, от твоей словоохотливости не осталось и следа?

Ризван остановился у массивных настежь распахнутых ворот.

– Вперёд. Нам позволено спешиться у входа в зал для пиршеств.

– Особая привилегия? – спросила я, заметив, что пара мужчин спешиваются прямо у ворот, вручая своих коней на попечение слуг.

– Да. Чем выше статус, тем…

– Я поняла. Кто-то шествует верхом даже по залу, верно? Дикость.

– Статус, – возразил Ризван, – наверняка, у твоего народа полно своих обычаев, которые покажутся чужакам причудой.

Миркхийца отослали прочь вместе с животными. Судя по его выражению лица, он был рад держаться подальше от огромного скопления народа, собравшегося внутри зала.

Специально или ненарочно, но Ризван шествовал прямиком к Инсару, сидящему по правую руку от Верховного – уже немолодого мужчины, который вот-вот перешагнёт рубеж старости.

Ризван, по всей видимости, занимал видную позицию, потому что не кланялся в три погибели подобно другим посетителям, лишь приветственно склонил голову и произнёс короткую речь на родном языке. Мне же вовсе не пришлось обозначать своё присутствие – тень, недостойная упоминания и внимания. Казалось бы. Но взгляды собравшихся были обращены на меня и Ризван выглядел невероятно довольным, когда усаживался за стол подле Инсара. Место рядом с Инсаром пустовало. И судя по тому, что среди собравшихся не было видно «чёрной ткачихи», оно было оставлено для неё.

– Ты должна стоять рядом и подливать мне вина.

Несколько слов, обращённых ко мне на общем наречии, и вновь разговор потёк на непонятном для меня языке. Некоторые слова были сильно похожи и смысл их угадывался сразу же, значение других ускальзывало от меня. И я старалась понять их смысл, приказав себе сосредоточиться на этом, чтобы не растравливать себя понапрасну, глядя на равнодушного Инсара. У него всегда хорошо удавалось сохранять невозмутимый вид. А сейчас он, похоже, достиг совершенства в этом искусстве, потому что всего один раз скользнул по мне взглядом, не выражающим ничего, и отвернулся, беседуя с верховным. Раздался цокот копыт – пегий конь стремительно влетел в зал, остановившись ровно посередине.

– А вот и твоя наречённая, – бросил Инсару Ризван, специально на общем наречии, чтобы и мне было понятно.

– Ты прав. Нужно встретить её, как полагается.

Рыжая сидела на лошади, обводя всех присутствующих приветливым взглядом. На мне её глаза задержались чуть дольше, взгляд скользнул по платью, уголки губ приподнялись в усмешке, словно она отметила контраст своего кипенно-белого платья и моего угольно-чёрного. Красавица не торопилась слезать с лошади. Она терпеливо дожидалась, пока Инсар неторопливо подойдёт и предложит ей руку. Но вместо этого он обхватил её за талию, снимая с коня. Лучезарная улыбка коснулась губ Айяры. После обмена приветствиями с Верховным, «чёрная ткачиха» заняла место возле Инсара, принявшись лить приторный мёд из кроваво-красных губ.

Мои глаза будто сами желали смотреть только в одном направлении, и я усилием воли заставляла себя переводить взгляд куда угодно, только не на этих двоих, сидящих так близко, что между ними не просунуть и пальца.

– Кажется, я говорил тебе вести себя скромнее. Налей.