– Самые разные. К примеру, если женщине, которая носит дитя, приходится туго, она молится Таурт, покровительнице беременных и рожениц. Таурт обещает ей, что все будет хорошо, и она действительно благополучно разрешается от бремени. Тот улаживает споры, ему ведомо, кто говорит правду, а кто лжет. Мин, как я уже говорил, может вызвать дождь. Осирис видит будущее.

– Ясно. – Утверждения верховного жреца казались вполне правдоподобными, ведь Соколица знала, какими способностями вирус может награждать людей. – И сколько их, этих богов?

– Наверное, двадцать пять. Некоторые на самом деле ничего не умеют, – доверительным тоном сообщил Кемель. – Вы называете таких джокерами. Однако они похожи на древних богов – например, у Бает тело покрыто мехом и есть когти – и дают большое утешение людям, которые приходят к ним с молитвой. Но вы сейчас сами все увидите. Церемония начнется с минуты на минуту.

Жрец провел их мимо групп туристов, фотографировавшихся на фоне изваяний богов, и лотков, с которых продавали всякую всячину – от кодаковских пленок, брелоков и кока-колы до имитаций древних украшений и статуэток богов. Они прошли сквозь узкий проем в стене, сложенной из глыб известняка на одном уровне впритык к склону утеса, и спустились по выщербленным каменным ступеням. В строении, освещенном электрическими фонарями, похожими на моргающие факелы, царила прохлада. Лестничные пролеты украшали великолепные резные барельефы со сценами повседневной жизни Древнего Египта, изображениями зверей, птиц, богов и богинь.

– Реставраторы совершили настоящее чудо! – воскликнула Соколица, восхищенная первозданной красотой рельефов, мимо которых они проходили.

– Вообще-то, – улыбнулся Кемель, – здесь все осталось в том виде, в каком я нашел его двадцать лет назад. Мы, разумеется, добавили кое-какие современные удобства, например электричество.

Они вошли в просторное помещение, что-то вроде амфитеатра со сценой, обращенной к рядам каменных скамей. Вдоль стен тянулись стеклянные витрины, где были выставлены предметы, которые, как объяснил их гид, обнаружили в храме. Маккой методично заснял их все до единого, посвятив несколько минут деревянным статуям, таким ярким, как будто краска на них высохла только вчера; бусам, ожерельям и нагрудникам из лазурита, изумрудов и золота; чашам, выточенным из полупрозрачного алебастра; сосудам для притираний, которым искусные мастера придали форму зверей; украшенным великолепной инкрустацией крохотным ларчикам, доскам для настольных игр… Перед ними были выставлены непревзойденные сокровища погибшей цивилизации – цивилизации, которую, как показалось Соколице, Опет Кемель с его храмом Живых Богов пытается возродить.

– Ну вот мы и пришли.

Кемель указал на несколько скамей перед самой сценой амфитеатра, затем слегка поклонился и покинул своих гостей.

Вскоре амфитеатр заполнился людьми. Огни померкли, в зале наступила тишина. Сцену осветил луч прожектора, негромко заиграла музыка, столь же древняя и таинственная, как и сам храм, и потянулась процессия живых богов. Первым появился Осирис, бог смерти и возрождения, со своей супругой Исидой. Следом шел Хани с золотым знаменем. Тот, ибисоголовый судия, вел своего ручного павиана. Шу и Тефнут, брат с сестрой, бог и богиня воздуха, плыли над полом. Себек, обладатель темной чешуйчатой крокодильей кожи и длинного рыла, следовал за ними. Голову Хатор, великой матери, венчали коровьи рога. Бает, богиня-кошка, ступала мягко, ее лицо и тело покрывал рыжеватый мех, из пальцев торчали длинные когти. Мин с виду казался совершенно обычным человеком, если бы не маленькое облачко, которое висело над его головой и следовало за ним повсюду, куда бы он ни пошел, словно послушный щенок. Бэс, карлик с красивым лицом, кувыркался и ходил на руках. У Анубиса, бога царства мертвых, была голова шакала. У Гора – соколиные крылья…

Они все шли и шли, один за другим медленно пересекали сцену и усаживались на позолоченные троны, и их представляли публике на английском, французском и арабском языках.

После представления боги начали демонстрировать свои способности. Шу и Тефнут парили в воздухе, играя в пятнашки с облачком Мина… когда вдруг оглушительная стрельба прервала эту идиллию и запертые в амфитеатре зрители в ужасе закричали. Сотни туристов вскочили со своих мест и заметались, словно перепуганное стадо. Многие бросились к задним дверям, и очень скоро лестницы запрудили охваченные паникой кричащие люди. Маккой при первых же звуках выстрелов повалил Соколицу на пол и прикрыл ее своим телом, затем потащил к одному из толстых, украшенных искусной резьбой каменных столбов, возвышавшихся по обе стороны от сцены.

– Ты цела? – выдохнул он, выглядывая из-за колонны туда, где царило всеобщее смятение. Его камера стрекотала не переставая.

– Угу. Что это?

– Трое с пулеметами. Похоже, они стреляют не в людей, а в стены.

Мимо колонны просвистела пуля. Послышался звон бьющегося стекла: террористы колотили витрины, заполненные бесценными экспонатами, и уродовали покрытые прекрасной резьбой стены пулеметными очередями.

Живые боги бросились наутек при первых же звуках стрельбы. На сцене остался лишь один из них, тот, кого назвали Мином. В тот миг, когда Соколица выглянула из-за колонны, туча, появившаяся из ниоткуда, повисла над головами террористов. Из нее хлынули потоки дождя, и нападавшие, оскальзываясь и теряя равновесие на мокром каменном полу, бросились врассыпную в попытке укрыться от бешеного ливня. Соколица, рывшаяся в сумочке в поисках своих металлических когтей, заметила Хирама Уорчестера – он стоял в одиночестве, и на лице у него было выражение крайнего сосредоточения. Один из нападавших испуганно вскрикнул: пулемет выскользнул у него из рук и упал на ногу. Он с воплем повалился на пол, из раздробленной ступни брызнула кровь. Хирам вперил взгляд во второго террориста; к этому времени Соколица натянула свои перчатки.

– Я попытаюсь подняться над ними, – сказала она Маккою.

– Будь осторожна, – попросил он, не переставая снимать все происходящее.

Она сжала пальцы, облаченные в кожаные перчатки, каждый палец которых оканчивался острым как бритва титановым когтем. Ее крылья подрагивали в предвкушении, пока она брала разбег, затем оглушительно забились, и она бросилась вперед и взвилась в воздух…

…чтобы со всего размаху рухнуть на пол.

Она приземлилась на четвереньки, ободрав ладони о шершавые камни и так сильно ударившись левым коленом, что оно занемело после первого приступа ошеломляюще острой боли.

Соколица долго не могла поверить в то, что случилось. Она ничком лежала на полу, слушая, как свистят вокруг пули, потом поднялась и вновь с силой забила крыльями. Но ничего не произошло. Взлететь она не могла. Женщина стояла посреди зала, не замечая бушующего вокруг оружейного огня, и пыталась понять, что происходит, что с ней не так.

– Соколица, ложись! – заорал Маккой.

Третий террорист прицелился в нее, выкрикивая что-то бессвязное. Внезапно его лицо исказилось от ужаса, и он взмыл под потолок. Пулемет выскользнул у него из руки и камнем полетел на пол. Хирам, казалось, тут же потерял к нему всякий интерес, и бандит рухнул с высоты тридцати футов вниз, в руки подоспевших охранников, которые уже повалили на пол оставшихся террористов. В зал ворвался Кемель с искаженным от ужаса лицом.