Милитаризм, конечно, омерзителен, но это не повод распиливать вдовушек на куски. Я полагаю, что праведный гражданский гнев не был тем чувством, которое подвигло Чаплина на экранизацию дела Ландрю. Скорее, впервые скинув маску бедняжки-бродяги, возможно не внушавшую самому Чаплину ничего, кроме отвращения, он дал волю своей мизантропии. Если бы Чаплин не стал Чарли, он мог бы — кто знает — стать Верду-Ландрю.

Великий адвокат Венсен де Моро-Жиаффери, взявшийся за дело бесплатно, едва не спас Ландрю. Обращаясь к присяжным, воскликнул: «Нет, ваша убежденность некрепка! А если я скажу вам: „Взгляните на эту дверь!

Они там, в прихожей, они сейчас войдут, те, кого Ландрю якобы убил, они появятся сейчас… Дверь откроется…“»

В его голосе была такая сила, что все, задержав дыхание, повернулись к дверям. Он продолжил: «Видите, вы на самом деле не уверены в его виновности!» Но через секунду все осознали, что лишь один человек в зале на дверь даже не взглянул. Ландрю знал: «они» не войдут никогда.

На рассвете 25 февраля 1922 года заместитель генерального прокурора Беген разбудил Ландрю. Тот удивился: «Месье, я не имею чести вас знать. Не соблаговолите ли представиться?» Беген представился: «Мужайтесь, Ландрю». — «Мужаться? Вы оскорбили меня! Невиновным не требуется мужества. Им достаточно чувства своей невиновности». — «Вы желаете что-нибудь заявить?» — «Я считаю ваш вопрос оскорбительным, поскольку я невиновен».

Адвокат умолял: «Ландрю, через несколько минут вы умрете, прошу вас, скажите мне правду». — «Мэтр, свою тайну я унесу с собой. Она будет моим багажом».

Традиционную последнюю сигарету и стаканчик рома Ландрю отверг: «Вы же знаете, что я никогда не был ни питухом, ни курильщиком… И потом, это вредно для здоровья».

Печь из Гамбе приобрел на аукционе музей Гревен. А Моро-Жиаффери, предложив в 1945 году восьмидесятилетнему маршалу Петэну, главе режима Виши, защищать его от обвинений в измене родине, услышал в ответ: «Я вам что — Ландрю?»

P. S. Не успела голова Ландрю скатиться с плеч, как в Германии Ханс Отто снял «Ландрю, Синяя Борода из Парижа» (1922). Помимо «Месье Верду» (1947) Чаплина ему также посвящены фильм Клода Шаброля по сценарию Франсуазы Саган «Ландрю» (1963) с Шарлем Деннером в главной роли, телефильм Пьера Бутрона «Дэзирэ Ландрю» (2005) с Патриком Тимситом, аргентинский телефильм «Расчетливый мужчина: приключения Ландрю» (1962).

Около 16 часов 24 ноября 1923 года таксист Бажо, притормозив в густом тумане на светофоре около дома номер 126 по бульвару Маджента, оглянулся, услышав странный звук. Пассажир, севший в машину несколько минут назад на площади Бастилии и велевший везти его в цирк Медрано, распростерся на заднем сиденье. Мысль об обмороке пришлось отмести: пассажир прострелил себе голову. Не стоило его брать: мальчишка сразу вызвал у Бажо смутную тревогу. Явно образованный и воспитанный, но очень нервный и усталый. Хорошо одетый, но какой-то мятый, словно несколько дней не переодевался.

Через два часа мальчик умер в госпитале Ларибуазьер. Умер безымянным — документов при нем не было: четырнадцатилетнего, но выглядевшего на все восемнадцать Филиппа опознали лишь назавтра. Его отец, Леон Доде, шестой день разыскивавший в очередной раз сбежавшего из дома сына, прочитал в газете «Ле пти паризьен» о странном самоубийстве и попросил друга, доктора Бернара, съездить в больничный морг. Вскоре доктор принес кошмарную весть.

Чтобы получить возможность отслужить мессу на похоронах — отец был глубоко верующим, — семейный врач в своем заключении объяснил самоубийство невменяемым состоянием мальчика, страдавшего эпилепсией и нервным расстройством. По просьбе Леона вскрытие не проводили, а друзьям, пришедшим на похороны разделить скорбь своего друга, он говорил, что Филиппа якобы унес скоротечный менингит. Среди этих друзей были премьер Раймон Пуанкаре, председатель Палаты депутатов Рауль Пере, звезды французской литературы Жорж Бернанос, Поль Бурже, Эмиль Бюре, Жан Кокто, Жозеф Кессель, Поль Моран, Франсуа Мориак.

Но в душе Леон был уверен: Филиппа убили.

Любой отец на его месте отказался бы поверить в добровольный уход из жизни ребенка. Но Леон Доде не был любым отцом, и гибель сына не стала для него неожиданностью. Он десятилетиями жил в тени и в ожидании насильственной смерти, которая — он знал — притворится нелепым несчастьем, странным самоубийством, пулей безумца. Он знал: Филиппа убили, чтобы нанести отцу незаживающую рану, выбить его из седла. Его горе мешалось с яростью. А ярость пятидесятишестилетнего Леона Доде бывала смертоносна.

Сын Альфонса Доде, автора «Тартарена из Тараско-на», он и сам был писателем, одним из создателей и первых десяти членов Гонкуровской академии, автором девяти тысяч статей, ста двадцати восьми книг — романы, философские эссе, памфлеты, образцовые «Мемуары», которые сам Марсель Пруст сравнил с мемуарами, написанными в XVIII веке герцогом Сен-Симоном. Но прежде всего он был политиком, лидером оппозиционной лиги «Французское действие». Впрочем, назвать его политиком — не сказать ничего. Грузный, огромный книгочей и нежный семьянин, Леон Доде был ходячей гражданской войной.

В девятнадцать лет книга отцовского друга Эдуарда Дрюмона «Еврейская Франция» раскрыла Леону глаза на закулису «сионских мудрецов»: на борьбу с ней он положит всю жизнь и весь свой талант. Антисемит, клерикал, монархист, он не спорил с оппонентами — он люто ненавидел их. Ненавидел Эмиля Золя, ненавидел Виктора Гюго, на внучке которого в 1891 году женился: четырехлетний брак завершился разводом по инициативе Жанны Гюго, жаловавшейся на «насилие и публичные оскорбления».

Врагов он преследовал до конца, упивался их унижением и гибелью. Любовался унизительной церемонией разжалования Дрейфуса, которому в статьях отказал в принадлежности к роду людскому. Любовался расстрелом 17 июля 1917 года Эмиля Жозефа Дюваля, финансового директора анархистской газеты «Ле бонне руж»: Доде обвинял его в шпионаже, и вскоре Дюваля задержали на швейцарской границе с чеком, подтверждавшим немецкое финансирование газеты.

Да что там какой-то анархист: Доде и не таких стирал в пыль. Обвинив в измене родине, он отправил в 1918 году за решетку экс-премьера Жозефа Кайо и министра 224 внутренних дел Луи Мальви.

Он, конечно, был параноиком. Когда в августе 1911 года украли «Джоконду» (2), Доде разразился статьей «Лувр ожидел». Когда в мае 1932 года свихнувшийся от неприкаянности белоэмигрант Горгулов застрелил президента Думера, Доде писал: убийство «относится к серии направляемых преступлений, на которые экзальтированную личность подталкивают люди, остающиеся в тени». Но основания для паранойи у него были и с годами лишь приумножались. Слишком много случалось вокруг странных смертей, слишком много…

В августе 1898 года в тюрьме Мон-Валерьян перерезал себе горло бритвой полковник Юбер Анри, сфабриковавший доказательства предательства Дрейфуса. Но Доде знал: Дрейфус — шпион, Анри убили или довели до самоубийства руками предателей-тюремщиков.