И на сердце неспокойно-

Я любовь свою убил.

Эта глупая ошибка

Разорвала нашу нить.

Я хотел бы все исправить,

Быть любимым и любить.

Я знал, что легко все разрушить.

Лети, моя птичка, лети.

С собой забирай мою душу -

Такую, как ты, не найти.

Хотел бы все как-то исправить,

Назад отмотать, как в кино.

От боли обоих избавить…

Всегда есть досадное "но"

Болит голова, как с похмелья.

И сердце сжимает в груди.

Мне стыдно, и я сожалею.

Лети, моя птичка, лети.

Хотел бы все как-то исправить,

Назад отмотать, как в кино.

От боли обоих избавить.

Темно без тебя мне… Темно.

На последней строчке голос сорвался и охрип, во рту пересохло. Мне хотелось сбежать со сцены и забиться где-то в темном уголке подсобки на несколько часов, а может и месяцев. Но вместо этого я расправил плечи и сделал новый вдох. Жизнь приготовила для меня еще много чего интересного. Много ярких моментов. Конечно, между некоторыми из них мне захочется подохнуть, и не один раз, но я точно знаю, что за каждым закатом приходит рассвет.

Все будет хорошо. И у меня и у нее. Точно будет. А вот теперь… Прощай, Сэм.

***

Полтора года спустя…

— Итак, чем я могу Вам помочь?

Спросил Генри Блум, поправляя очки на переносице.

Я поёрзал на диване, устраиваясь удобней, и Тревор пихнул меня в бок.

— Хватит уже шевелиться, достал, — зло прошипел он.

На что я начал еще больше ёрзать. Не обращая на нас никакого внимания, заговорил Эван, который сидел рядом с Трэвом.

— Это ты нам скажи, Гарри. Чем ты нам поможешь?

Он специально так назвал его. Я закатил глаза, Эв в своем репертуаре. Мужчина слегка приподнял брови и улыбнулся так, словно каждый день имеет дело с такими придурками.

— Ваш агент мне ничего толком не объяснил. Да и я особо не спрашивал, предпочитаю общение с глазу на глаза. Итак, еще раз, чем могу вам помочь ребята?

Какая глупая затея! Почему мы должны ходить к мозгоправу, как какая-то шведская семья. Зря мы сюда пришли, все эти психологи — шарлатаны. Они словно цыгане, пудрят мозги, только более цивилизованные, поэтому к ним и ходят. Хрен ему, а не мой мозг, никто не будет иметь мой мозжечок. Не скажу ни слова.

— Ты хочешь знать, в чем проблема, Генри? — подал голос Тревор, — помоги нам найти гитариста.

— Нам не нужна еще одна гитара, Трэв, мы сами справимся. А если и надо, то тот техник, Даг, будет иногда играть с нами, — практически прорычал Эван.

Я потер виски, снова начала болеть голова. За эти четыре месяца эта тема мне просто надоела, словно кость в горле. Вообще все надоело.

— От нас ушел член группы, — сказал я.

Да, я помню о том, что психологи-цыгане, но им не сломать мой ментальный блок. А если то, что я начну говорить быстрее, выпроводит нас с этого кабинета, то это еще лучше.

— И что вы чувствуете по этому поводу?

Неверие, злость, обиду, опустошение и снова злость. Именно в таком порядке. А сильнее всего мы чувствуем предательство. Он так легко отказался от всего того, во что мы верили, чего всегда хотели. И когда добились, он просто сдался. Не думая ни о ком, просто захотел и сделал, не обращая внимания на других.

Когда Аарон сказал, что уходит от нас, было такое чувство, что он воткнул каждому из нас по ножу в живот и с каждым словом проворачивал и загонял все глубже. Он сказал, что слава — не для него. Это обдуманное решение и мы должны принять его. Он не может так жить и не хочет. Не так он себе все себе представлял. Видимо, он хотел единорогов и радуг вокруг. Ну, извини, чувак, реальность такова.

Как только закончилось турне, он покинул нас. Просто собрал свои шмотки, поблагодарил всех и уехал обратно в Чикаго. Он даже не захотел жить с нами в Лос-Анджелесе.

Мы до сих пор пребываем в шоке. И открыто не поднимаем тему Аарона. Но каждому из нас больно от его поступка. Он зацепил нас намного глубже и сильнее, чем каждый из нас показывает. И вот теперь, когда лейбл требует от нас новый альбом, Джим заставляет искать нам нового гитариста.

Неужели, этот мозгоклюв, думал, что мы начнем плакаться ему, как в подушку и выложим все, как на духу?

И… спустя три сеанса мы лежим на его огромной, невероятно удобной кушетке и все рассказываем Генри. А он был лучше подушки, правда. Он внимательно слушал, не перебивал, не смеялся и всегда находил слова поддержки. Мы поведали ему обо всех бедах, с которыми столкнулась группа и все наше окружение. Все-таки он прорвался сквозь ментальные щиты.

Генри посоветовал простить Аарона, ведь все мы хотим для него добра. И даже если, уйдя от нас, он сделал ошибку, то мы должны быть там для него, чтобы помочь снова встать на ноги.

— А самая главная проблема в том, что Алан больше не слышит музыку. У него снова пропало вдохновение, — как последняя ябеда рассказал Эван.

— Эй, — воскликнул я, всплеснув руками, — все нормально с вдохновением!

— Ага, как же! Это как в тот раз, Алан. Как в тот раз, чувак, — произнес Трэв и разочарованно покачал головой.

Конечно же, парни правы. За год я не написал ни одной стоящей песни. Но черта с два я в этом признаюсь.

— Так у тебя уже был кризис, Алан? И как ты с ним справился? — поинтересовался Генри Блум.

Но не успел я и рта раскрыть, как за меня ответил Тревор.

— Он нашел себе девушку.

— Так может тебе снова начать с кем-то встречаться? — посоветовал Генри.

И как только мы оказались дома, ребята сунули мне телефон в руки и открыли первое попавшееся имя в списке контактов. Эван и Тревор переживали о том, что я не могу снова ничего сочинить, больше чем я. Хотя постоянно шутили надо мной, и я был признателен им за это. Но когда Генри Блум предложил мне снова завязать с кем-то отношения, настоящие, не на пару дней, ради эксперимента, посмотреть что из этого выйдет, парни схватились за эту идею, словно бульдог за тарелку фрисби. На нас сильно давит студия. У нас контракт, в котором четко прописано, что мы должны в течение двух лет с момента выхода первого альбома выпустить второй. Мы думали купить песни у других авторов, но, сюрприз-сюрприз, контракт запрещает нам это делать.