— Не боятся?

— Нет, что вы! Некоторые уплывают и на двадня, а есть экскурсии даже на неделю. Там красивые каюты, отличная кухня… Людис удовольствием рыбачат, загорают, купаются, радуются своему улову и прямо насудне его готовят.

— Наверно, это дорогое удовольствие?

— Кто может себе это позволить, тот изаказывает подобную рыбалку. А сейчас таких много. Даже очень много. Научилисьзарабатывать деньги.

Когда катер с рыбаками остался где-то вдали,Анатолий выключил мотор и слегка побледнел:

— Ну что, пора действовать.

Я вытерла со лба холодный пот, опустила глаза,вцепилась в бутылку виски и снова начала пить прямо из горла. Мне было дажестрашно подумать о том, что мы заплыли неведомо куда, и притом с двумя трупамина борту.

— Я смотрю, от Машки пользы мало, — злобнопроговорил Анатолий и потер ладони.

— А что я должна делать?

— Пьянствовать, — съязвил Толя.

— А я этим и занимаюсь.

— Я вижу, потому что ничего другого ты большеделать не умеешь. А мы, между прочим, для тебя стараемся. Твои улики убираем. Хотьбы спасибо сказала.

— Спасибо, — буркнула я и вновь отпила виски.

— На здоровье, — съязвил Анатолий. — Приходитееще. Поможем чем сможем. Лена, давай ты будешь мне помогать, а то с этойпьянчужки толку мало.

— Вы говорите, что делать, и я буду вампомогать, — с энтузиазмом откликнулась девушка.

— Ты говорила, что здесь есть гири. Где они?

— Вот тут. — Девушка показала на небольшойящик и быстро его распаковала, а затем печально произнесла:— Сайд на берегу спортомзаниматься любил, вот и держал их в этом катере. Бегал, прыгал, гири таскал…

— Значит, говоришь, Сайд любил эти гири? —уточнил Анатолий.

— Очень любил, — подтвердила девушка. — Вящике ровно четыре гири. Они большие. Он вроде сам мелкий, а гири таскалздоровенные. Я всегда ему поражалась: надо же, маленький, а такой сильный.

— Это очень хорошо, что Сайд гири любил. Дажеочень хорошо. Человек в мир иной должен уходить только с любимыми вещами. Вотмы ему гирю и привяжем, чтобы он подольше не всплыл и его как можно быстреерыбы съели. Может быть, он на морском дне гирю и потягает. Ему полезно. Спортесть спорт. Народ подсаживается на него как на наркотик и уже не может бросить.

Толя достал веревку и привязал к груди Сайдадовольно внушительную гирю.

— Он с ней при жизни не расставался, значит,не расстанется и после смерти. Лена, помоги мне его сбросить.

Как только Лена и Анатолий сбросили Сайда вводу, я закрыла лицо ладонями, а затем сделала еще один довольно внушительныйглоток виски. Лена перекрестила море и даже прочитала какую-то молитву.

— Спи спокойно, Сайд. Ты был очень хорошийдруг и надежный товарищ, — незаметно смахнула она слезы.

— Спать он будет спокойно, не переживай. —Анатолий взял веревку и принялся привязывать гирю к груди Киры. — Спасатель,который большую часть своей жизни проводит на воде, должен быть в ней ипохоронен.

Обняв бутылку виски, я испуганно наблюдала задействиями Анатолия, и не верила собственным глазам.

— А если нас спросят, где Сайд? — задала явопрос.

— Кто?

— Ну те, кто его будет искать?

— Скажем, что уехал в Каир проведать своюсемью и не вернулся. Больше мы его не видели и ничего о нем не слышали, —совершенно спокойно объяснил Анатолий и в привязав гирю на груди Киры, подошелко мне, взял у меня бутылку виски и сделал несколько внушительных глотков.Затем протянул бутылку Лене и предложил: — Лена, будешь?

— Нет, спасибо, — замотала она головой и вновьгрустно посмотрела туда, где ушел ко дну труп Сайда.

— Ты что, по Сайду грустишь? — Анатолий вернулмне бутылку виски.

— Хороший был человек.

— Тебе что, арабы нравятся?

— Есть очень даже неплохие арабы. Сайд былодним из них.

— А я к арабам как-то не очень.

— Какая разница, араб не араб, лишь бы человекбыл хороший.

— Они же все мусульмане.

— Какая разница.

— Какая разница, какая разница, — передразнилдевушку Анатолий. — У них у всех хер обрезан.

— Ну и что, — не отступала Лена. — У русскихничего не обрезано, а дерьмовых людей столько, что хоть на стенку лезь. —Нельзя судить о человеке по одной национальности.

— Уж больно ты за арабов заступаешься.

— Я несколько лет прожила в Египте и как-никаких знаю. Этим все сказано.

— Ладно, люби кого хочешь — хоть арабов, хотьрусских, хоть африканцев, только помоги мне второй труп в воду выкинуть. Я нескажу, что Кира любила спорт при жизни, но мне тоже пришлось привязать к еегруди гирю. — В этот момент лицо Анатолия резко изменилось. В нем появилосьчто-то новое: какая-то беззащитность, испуг, сожаление, а на глазах выступилислезы. Он сел на колени, склонился над Кирой и поцеловал ее в губы. Затемпоцеловал ее в лоб, туда, где зияла страшная окровавленная рана.

— Спи спокойно, любимая. Спи спокойно, — тихосказал он, с трудом сдерживая слезы. — Извини, что так получилось. Пройдетвремя, и я поставлю тебе красивый памятник: гранитная плита, а на ней твоя точенаяфигурка…— Когда Толя поднял свое смертельно бледное лицо, на его губах былакровь Киры.

В эту минуту я ощутила какой-то глупый уколревности и даже подумала, что Анатолий никогда не испытывал ко мне особыхчувств, он всегда любил только Киру. От этой мысли мне стало еще хуже, и явновь приложилась к бутылке. Эта женщина хотела меня убить, но, несмотря ни начто, ее целуют в губы и говорят ей подобные слова. Мне даже показалось, что онзлится на меня из-за того, что увидел живой не Киру, а меня, что он хотелпоменять нас местами.

Как только Анатолий и Лена сбросили Киру вводу, Толя достал носовой платок и промокнул им изрядно вспотевший лоб.

— Уже рассвело, — тихо сказала Лена ипринялась вновь смотреть туда, где мы сбросили Сайда. — Мы все успели. Поратрогаться обратно.