В Гвадалахаре нас ждали плохие новости. Фашисты наступали на Северном фронте. Об этом знали уже все, хотя в официальных отчетах пресса ничего не сообщала. Знали и подробности боев. Каким образом? Откуда солдаты всегда все знают?

Вернулись домой в первом часу ночи. Оказалось, что в наше отсутствие приезжал новый начальник, советник по войсковой разведке, известный в узком кругу коллег под немного странным именем — Гри-Гри. Причина выяснилась немного позже при первом знакомстве: он заметно заикался. По-настоящему его звали Христап Салнынь. Артур называл его Тайгой. Сам Салнынь называл себя Гришкой-заикой; кажется, эта кличка утвердилась за ним еще во времена работы в подполье в Латвии. Это был старый революционер, хороню знакомый Яну Берзину. Он пробыл у нас всего один час, и о причине такого неожиданного визита Артур мне ничего не сказал. Утром следующего дня за завтраком я исподволь наблюдала за своим начальником, но он ни в чем не изменил своего обычного поведения. Я терялась в догадках. После завтрака Артур приказал почистить личное оружие, а сам удалился с картами в свою комнату.

Когда Манола убрала посуду, я попросила ее снять со стола скатерть. Положила на стол свои пистолеты, разобрала их и первой начала чистить «Астру». Вторым был маузер старого образца. Оружие не очень надежное, но легкое. Еще у меня был один совсем уж крошечный пистолет какой-то бельгийской фирмы: малютку можно было носить в дамской сумочке. Впрочем, стрелять из него можно было только в упор. Собрав «Астру», я пощелкала спуском, вставила обойму. Заело. Вынула, еще раз вставила, и тут раздался выстрел. Несколько секунд сижу, опустив руки, и ничего не понимаю. Вошел Артур.

— Что случилось?

— Сама не поняла, — ответила я растерянно и положила пистолет на стол.

— Кто стрелял?

— Я.

Артур помолчал. Потом подошел к столу, взял в руки мой пистолет. Осмотрел.

— Выйди на балкон и побудь там немного. Внизу собираются люди и смотрят на окно.

Я вынесла кресло на балкон и села, приняв самую непринужденную позу. Пусть видят, что в доме ничего не случилось. Однако со мной что-то произошло. Никогда не поверила бы, что сделаю непроизвольный выстрел. У саперов и разведчиков это считается непростительным поступком. Помню, когда Гармона нечаянно выстрелил во время чистки оружия, его на целый месяц отстранили от операций. И в первый же выход после этого он погиб… Еще случай с капитаном Цветковым: он не заметил, как выронил из кармана пистолет, а после этого не прожил и месяца… Разведчики не имеют права на рассеянность. Почему это случилось со мной? Я не была ни излишне усталой, ни встревоженной… Что-то произошло где-то в подсознании. Больше Артур ни словом не напомнил о случившемся и внешне казался совершенно спокойным.

Вечером снова приехал Тайга, и мы вышли к ужину. Говорили о вещах, касавшихся быта бойцов, о возможностях передислокации. Все в общих чертах, еще ничего решено не было. После ужина Артур, извинившись, вышел в свою комнату. Я догадались, что он не случайно оставил меня для разговора с Тайгой без свидетелей. Тайга молча и доброжелательно поглядывал на меня, а я опустила голову, молча теребила бахрому скатерти.

— Хотите поехать в Валенсию? — спросил он мягко, почти ласково.

— Зачем? — насторожилась я. Неужели теперь отчислят из отряда?

— Так, просто. Отдохнете, посмотрите что-нибудь в театре. Может быть, купите себе, что понравится.

Хитрят. Артур рассказал ему о выстреле.

— А где там жить?

— Можно в Альборалье.

В этом доме на улице Альборалья, где жили советники Генштаба, я бывала. Это небольшой особняк в один этаж. Под окнами цветники. Вспомнила, что там убили собаку за то, что она бегала по цветам. Нет, в Альборалью я не хочу.

— Можно в отеле.

Если так настойчиво предлагают, ехать придется.

— Посмотрите бой быков. Еще не видели?

Человеческая доброта иногда проявляется несколько странно. Почти всегда доброжелательным людям хочется, чтобы другие посмотрели то, что они с интересом смотрели сами. Если бы Тайга знал, почему я не хочу в Альборалью, он не предложил бы бой быков. Впрочем, это не одно и то же — видеть бой быков или как убивают собаку. У быка есть свои шансы, в чем я убедилась, когда все-таки пошла на корриду. В течение всего разговора Тайга не спускал с меня внимательного взгляда, но я почему-то не испытывала неудобства. У него были очень искренние, немного прищуренные, иронически поблескивавшие глаза. Черты лица неправильные, но, в общем, приятные. Не портили впечатления даже маленькие темные усики над верхней губой, какими гримеры часто украшают отрицательных героев в пьесах или кинофильмах. Мне тогда в голову не приходило, что Тайга не зря присматривался ко мне. Вскоре он сказал, что хочет дать мне самостоятельную работу инструктора при разведотделе в формирующемся Четырнадцатом корпусе. Незаметно для себя самой я начала привыкать к мысли, что поеду в Валенсию, и даже увидела в этом много приятного. Жаль только, что поеду одна, ребята тоже давно не были в тылу. Нашли бы, что делать в городе. Рискнула попросить за них. Тайга охотно согласился взять несколько человек.

Однако поездка была неожиданно отсрочена. Из Мадрида поступили какие-то указания, и ранним утром Тайга с Артуром выехали на один из участков фронта в сопровождении всего отряда. Меня с собой не взяли. Весь день я провела в одиночестве, никуда не отлучаясь. День ведался ясный, и солнце начало припекать не на шутку. Манола опустила жалюзи, чтобы немного отгородиться от жары и пыли, но пыль все-таки проникала в щели, оседая на всех предметах легким налетом и раздражая глаза. Наверно, да самой осени дождей не будет. Немного позже объявили воздушную тревогу. Заработали зенитки. Сквозь звучную дробь падающих на крышу осколков и грохот канонады я старалась определить, где падают бомбы. Они ложились где-то подальше от центра, и можно было особенно не беспокоиться. Фашисты, судя по всему, бомбили мастерские, где ремонтировали наши танки. Когда бомбежка кончилась, я решила проверить, не пострадал ли кто-нибудь, и узнать, какие были разрушения. Но не успела надеть шляпку, как зазвонил телефон. Я удивилась, но трубку взяла. Звонил писатель Илья Эренбург из Мадрида. Ему кто-то сказал, что я увела из гаража его машину, и он разыскивал меня по всей Испании. Интересно, как все-таки нашел? Надо было изменить не только расположение казармы, но и расположение нашего штаба. Разговор предстоял неприятный, но и уклониться было нельзя.

— Серенький фордик, что стоял в гараже в Мадриде? — спросила я со слабой надеждой на то, что у него была и другая машина, которая по законам фронта тоже могла исчезнуть.

— Да, да!

— К сожалению, мы ее разбили под Тарихой.

— Совсем?

— Совсем. Перебита ведущая ось…

— Зачем же вы это сделали? — в голосе Эренбурга послышалось такое искреннее и глубокое огорчение, что мне стало его жаль.

— Илья Григорьевич, — сказала я примирительно, — мы теряем и людей тоже…