Этот день был незабываемым. Но под утро я с трудом могла стоять на ногах, поэтому смутно помню все ту же карету с лошадками, которая нас везла по просыпающимся улицам Лютеции. Помню, как положила голову Рихарду на плечо и только на минутку закрыла глаза. А потом он подхватил меня на руки и куда-то нес, а дальше я заснула.

Проснулась я от ласковых поцелуев мужа. И загадала, что хочу, чтобы так начиналось большинство моих пробуждений.

Мы целовались, а потом выяснилось, что он раздевал меня сам и сумел избавить меня только от пышных юбок, а спала я все в том же свадебном наряде. И на мне белоснежный корсет, расшитый крохотными брильянтами, белоснежные чулки на подвязках и умопомрачительное кружевное белье. Не говоря уже о фамильных драгоценностях, которые муж с меня тоже не снял.

Он стал целовать мою грудь, и запутался в шнуровке корсета. Это не был тугой и не гнущийся монстр, который уродует фигуру и в котором невозможно дышать. Это было мягкое чудо, кружевное и воздушное. Но все же крючков и завязочек в нем было много. Рихард зарычал и пробормотал что-то про то, что эти штуки должны облегчать и возбуждать. А не мешать и запутывать. А потом взял и рванул его со всей силы. В стороны посыпались жемчужные пуговицы и кружева. Но муж добрался до моего обнаженного тела, что было равноценным обменом.

Меня продолжили покрывать поцелуями, и вскоре я забыла обо всем на свете. Я любила и отдавала всю себя ему. Тому, кто подарил мне рай в этом мире, чьи руки дарили не только уверенность и силу, но нежность и ласку. Руки, что раскрывали всю меня навстречу страсти и чувственности. Руки, что знали каждый изгиб и каждую складку на моем теле. Руки, которые знали, как довести меня до высшей точки удовольствия и продержать на пике достаточно долго, чтобы я забыла как дышать.

Я лежала на груди у мужа и лениво рассматривала комнату, только теперь понимая, что мы вовсе и не дома. Комната была белоснежной. Белым было всё. В том числе и гигантская кровать со снежным балдахином в её центре.

— Где это мы? — слегка приподнимаясь, спросила я.

— Это лебединая спальня в замке де Фуси. Ты все проспала. И замок, и спальню, и как я тебя на эту кровать укладывал, — пожаловался в шутку муж.

— А почему лебединая?

— Если ты выглянешь из-за этого балдахина, то увидишь, что все стены увешаны картинами с одним сюжетом. А именно Леда и лебедь. Это один из самых эротичных сюжетов. Многие великие художники к нему обращались. Микеланджело, Великий Леонардини, Тинторетто. На стенах древней Помпеи есть много фресок с этим сюжетом. Ну и самый провокационный это, разумеется, Франсуа Буше.

— Ой, я вспомнила Буше. Это же нельзя выставлять? Это же чувственно? На грани с порнографией? — я легко поцеловала мужа в обнаженную грудь, служившую мне подушкой.

— Ну, так он её писал не для широкой публики, а для частного заказчика и для его личной спальни, — рассмеялся Рихард.

— А как же она тогда стала достоянием гласности?

— Потому что времена меняются. Вспомни «Одетую Маху» Гойи. Там долгое время был специальный механизм, прокрутив который, можно было увидеть скрытую «Обнаженную Маху». Она была доступна только для узкого круга, — пальцы Рихарда легко скользили по моей обнаженной спине.

— Все равно, почему именно Лебедь и Леда стали символом эротизма и чувственности? Ведь похотливый Зевс, какую только форму не принимал. И быка с Европой, и золотого дождя, когда просочился к Данае, — не унималась я.

— Родная, подумай сама. Лебедь с его красным клювом и длинной шеей? Ничего не напоминает? Разве не эротично? — засмеялся муж.

— Пошляк — и я ударила его кулачком.

— Ну, если еще как вариант, много легенд связано с этой древней птицей. Её останки находят даже в археологических раскопках, уходящих в глубокую древность. И не забывай про «Лебединую верность», «Лебединую песню», «Лебединый крик». Там еще много чего «Лебединого».

— Ты поэтому выбрал для нашей брачной ночи эту спальню? — игриво спросила я.

— Все только для тебя — сказал он, резко переворачивая меня на спину и нависая сверху.

Мы уехали из замка только через три дня. Все это время мы валялись в постели, занимались любовью, даже ели в постели.

— Ваше Сиятельство, там посыльный. У него письмо, которое он должен вручить лично Вам в руки. И он должен дождаться ответа. Охрана уже проверила послание. Оно не магическое, внутри лист бумаги. Вы примете? — спросил мой секретарь, которого я так и не заменила газтер де Тейсир.

— От кого послание? — насторожился вдруг Рихард.

Мы завтракали, и сегодня была очередь мужа кормить Мишеля. Он сначала никак не мог понять, почему это делаем мы, а не няня. Но ему это вскоре понравилось и больше вопросов «почему» не возникало.

— От Его Сиятельства герцога фон Мёнериха, — последовал ответ.

Мы с мужем переглянулись.

— Да. Пусть войдет, — кивнула я.

Вошёл посыльный. Он был такой важный, такой переполненный чувством собственного достоинства, что казалось вот-вот лопнет.

Мне был вручен конверт с гербовой печатью и сургучным гербом на золоченой тесьме.

— Что пишет? Опять назначает встречу рядом с полотном Веласкеса? — спросил Рихард, вытирая рубашку от грушевого пюре.

— Нет. Поздравляет с венчаньем и надеется, что мы проведем наш с тобой медовый месяц в деревеньке Науссак. Она находится в Альпах верхнего Прованса, и он пишет, что там красивые виды. А еще советует посетить местную церковь, и фреска на стене должна меня заинтересовать. Рихард, это далеко от Лютеции? — ответила я, прочитав письмо.

— Передайте Его Сиятельству, что мы непременно так и поступим, — Рихард жестом отпустил важного почтальона.

— Что не так? — подняла я удивленно брови.

— Деревня Науссак уже несколько лет как затоплена водой. В горах было землетрясение и озеро, и подводные источники сместились. Как итог — вода хлынула на деревню. Тогда удалось избежать жертв, благодаря сплочённой работе магов. Но вот деревня почти вся ушла под воду. И герцогу фон Мёнериху это прекрасно известно.

— Нам придется нырять?

Только подводного храма мне не доставало.

Карло Кривелли «Мария Магдалина»

Невозможно составить себе полное представление об итальянской живописи XV века без такого живописца, как Кривелли. Он принадлежит к числу самых гениальных художников всех времён и народов и не надоедает, даже когда «великие мастера» становятся скучными.

Бернард Беренсон «История венецианской живописи»

— Это не горы. Это холмы. Почему на них нет снега на верхушках? Получается и лавины тут не сходят? Значит это не горы!

Убедить Рихарда в необходимости поездки к затопленной деревне, мне удалось далеко не сразу. Я просила, настаивала, даже шантажировала. Но он уперся, уверяя, что делать нам там точно нечего. Деревня Науссак полностью под водой. Да в деревне, насколько он помнил, был храм, довольно большой для горной деревеньки, но он тоже под водой.