19 октября 1926 года, ровно в полдень. Абсолютный успех и одновременно полный провал — таковы его итоги. Вскоре вы в полной мере поймете невероятные психические принципы и четко осознаете: здравый смысл, наука — вся суть современной цивилизации — повержены одним ударом, а вокруг лишь горы пустых черепов!

Ну-с… Простите, сигара потухла, дайте-ка зажгу… Уж очень люблю такие… Даже когда бедствовал, на сигары и алкоголь деньги находились… Позволю-ка себе, пожалуй, перед смертью несколько штучек, уж простите… ха-ха-ха…

Извините, заставил вас ждать… Так вот, всякий, кто видит знаменитую «Клинику свободного лечения сумасшедших», где, собственно, и зародилась причина моего спешного отбытия в райские кущи, почему-то считает ее банальной прогулочной площадкой для умалишенных. Забавно… прочитав заметку, многоуважаемые господа кивают — «ага, ага» — и заключают с умным видом: «Так сумасшедшие хоть не перевозбудятся». Или спрашивают: «А-а… это какая-то светотерапия?» И ни один из них не приподнял завесу тайны, скрывающую истинные цели моего эксперимента! Впрочем, я не был откровенен даже с помощниками и ассистентами, которые работали в непосредственной близости. Они свято верили, что принимают участие в чем-то чрезвычайно важном и благородном, но, по правде, это был дурацкий и крайне любопытный опыт. А формальное название — «свободное лечение» — придумано мною лишь для отвода глаз!

Чего уж скрывать, я преследовал одну цель — доказать на практике принципы моей диссертации под названием «Сновидение эмбриона»! Я написал ее много лет назад, чтобы выпуститься из медицинского колледжа Фукуока — предшественника этого университета.

Однако в «Сновидении эмбриона» все примеры суть общечеловеческие наследственные состояния вроде «хочу есть», «хочу спать», «хочу играть», «хочу враждовать», «хочу побеждать», то есть нечто изрядно затасканное. Здесь же я досконально изучил уникальный современный случай наследственной психологии! Настолько загадочный, гротескный, таинственный, убийственный случай, что все эти новомодные кровожадности и детективчики рядом не валялись! Такого вы точно не видели, так что глядите… Делов-то… Давайте-ка я вас познакомлю.

Проходите, проходите, пожалуйста… Сколько ни ищите, нигде не найдете таких образчиков душевных неудачников, таких полуденных призраков, таких дневных оборотней, как в этом зловещем нау-у-у-уччччном эксссспериме-е-е-енте! Со взрослого — десять иен, с ребенка — полцены, слепым — бесплатно… Ой, да не толпитесь вы так! Психи засмеют! Спокойненько, спокойненько!

Кхм…

Имею честь представить вам цветной звуковой фильм с титрами о «Клинике свободного лечения», что находится за главным зданием кафедры психиатрии медицинского факультета Императорского университета Кюсю. Авторство оного фильма принадлежит доктору Масаки, профессору упомянутого университета. Он же в сотрудничестве с профессорами медицинского факультета университета Кюсю — офтальмологом доктором Таниси и отоларингологом доктором Канацубо — разработал кинопроекционный аппарат для медицинских исследований. О! Сколь тонка эта работа! Куда уж там американскому звуковому кино! Надеюсь, вы оценили тот факт, что изображение совершенно не отличается от реальности!

И вот… на экране появляется общий план медицинского факультета Императорского университета Кюсю.

Как вы можете видеть, университет Кюсю утопает в зелени сосновых лесов. В западной части территории виднеется неказистое голубое сооружение в европейском стиле — два этажа, высокие трубы. Это главное здание кафедры психиатрии, где работает всемирно известный чокнутый профессор Масаки. К югу располагается квадратный участок в двести цубо[38] — «Клиника свободного лечения сумасшедших».

К южному окну профессорской, словно стрекоза или муха, медленно приближается оборудованный камерой летательный аппарат с техником на борту.

19 октября 1926 года, девять утра.

«Клиника свободного лечения сумасшедших» окружена стеной из красного кирпича высотой в один дзё[39] и пять сяку. Внутренний квадратный дворик главного здания покрыт характерным для этой местности чистейшим кварцевым песком. Посередине растут пять павловний, с давних времен придающих очарование этому месту. Но с тех пор как огородили и выровняли площадку для клиники, деревья приболели — листья их сделались желтыми и сухими, что можно счесть дурным предзнаменованием… Порою мне кажется, что павловнии, пропитавшись окружающей атмосферой, стали демонстрировать некоторые признаки психического расстройства, но древесные недуги в наших аудиториях еще не изучаются… Впрочем, я отвлекся.

Недалеко от восточного крыла больницы находится единственный вход, он примыкает к ведущему в уборную коридору. Приглядитесь: и день и ночь через узкое, длинное отверстие, прорезанное поперек деревянной двери, за пациентами наблюдает невозмутимый здоровяк в черной форменной одежде и фуражке. Если же посмотрите на квадратную площадку «Клиники свободного лечения» сверху, то увидите огромный ящик для фокусов, утопающий в море зелени.

На белом, отражающем небесную голубизну песке, что рассыпан по дну ящика, стоят, сидят, двигаются черные тени. Одна, два, три, четыре, пять, шесть… всего десять человек.

Это сумасшедшие, они подчиняются принципам психической наследственности, выведенным из «Сновидения эмбриона» — диссертации, которая в свою очередь наследует труду «О мозге» доктора Масаки…

Согласно этим же принципам, через три часа, то есть в двенадцать часов дня 19 октября 1926 года, когда в приморском форту прогремит полуденная пушка, среди десяти сумасшедших разыграется немыслимая и кровавая трагедия психической наследственности. Она ошеломит весь мир и послужит причиной самоубийства доктора Масаки. Собственно, зерно этой немыслимой трагедии уже виднеется в стенах «Клиники свободного лечения», и я надеюсь, что вы в деталях станете следить за действиями сумасшедших.

А пока давайте рассмотрим каждого из десятерых крупным планом.

Первый — седовласый старик, обнаженный по пояс. Он энергично машет мотыгой у западной кирпичной стены. Как видите, мужчина делает длинные, параллельные ограде борозды. Но взгляните: руки и ноги его бледные и худые, а на шее нет глубоких морщин, характерных для пожилых батраков. Он явно не привык к крестьянскому труду. Однако самое болезненное впечатление производят темно-бурые пятна, усеявшие ручку мотыги, правда, хватка старика мешает разглядеть их как следует. Это следы крови, что сочится из стертых ладоней. Более того… когда мы замечаем, как упорно и неустанно он трудится, нам делается понятен весь масштаб жестокости того эксперимента, что проводит доктор Масаки.

Рядом со стариком мы находим неподвижно стоящего юношу, он наблюдает за «полевыми работами». На молодом человеке темное хлопчатобумажное кимоно, перетянутое старым поясом хэкооби[40], волосы растрепаны. Он кажется старше своих лет, но, присмотревшись, вы поймете, что ему не больше двадцати лет от роду. Кожа у него белая, словно у женщины, — похоже, долго не был на солнце, — щеки чуть зарделись. Странно улыбаясь, он внимательно следит за тем, как старик машет мотыгой. При беглом взгляде может показаться, что этот юноша нормальный, но всмотритесь в его лицо… Выражение и блеск глаз… совершенно ясный и чистый, словно у благовоспитанной барышни из далекой провинции. У сумасшедших такое бывает перед выздоровлением или накануне приступа, что существенно затрудняет объективную оценку их состояния. Доктор Масаки много работал над решением этой проблемы.

Далее в