Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доктор Теодоли, Данко, мой старый друг, – проговорила Пенелопа.
Мужчины пожали друг другу руки. Старый музыкант сразу дал понять, что не собирается им мешать.
– Я тороплюсь, – сказал он, – но мне надо поговорить с тобой о работе. Как-нибудь на днях загляну.
– В любое время, – кивнула она. – Хоть завтра.
– Тогда до завтра. Зайду где-нибудь после обеда. Когда он ушел, Мортимер взглянул на нее с любопытством.
– Прошлое возвращается? – спросил он. Пенелопа рассказала ему о своем увлечении легкой музыкой, о том, как она сочиняла тексты, которые Данко превратил в песни, но в конце концов отказалась от этого занятия, не веря, что у нее и вправду есть талант.
– Похоже, я так и не избавилась от пристрастия к песенкам. Но учти, я к себе очень строга, причем с годами все больше, и теперь почти все, что я сочиняю, летит в мусорную корзину. Понимаешь, Мортимер, настоящая музыка – это планета для немногих. Я могу оценить красивую мелодию, но предпочитаю традиционные, ритмичные, легко запоминающиеся пьески. В музыке есть вершины – Бах, Моцарт, Бетховен, а есть и пропасти: все эти рокеры, от которых у нас лопаются барабанные перепонки. Так вот, я остановилась где-то посредине, да там и застряла. Мне нравятся Эдит Пиаф, Жак Брель, Ив Монти, Фрэнк Синатра. Тексты я сочиняю вполне на уровне, но… ничего выдающегося. Я это понимаю. В голове у меня теснятся тучи образов, но мне никогда не передать их словами, – объяснила она в порыве откровенности.
Пока она говорила, Мортимер взял ее за руку. Пенелопе вспомнились слова старинной баллады, которую Ив Монтан напевал своим незабываемым задушевным голосом:
Дорогая, если хочешь,
Вместе мы уснем
На большом квадратном ложе
С белым покрывалом.
Да, ей хотелось бы лежать вместе с Мортимером на этом большом белом ложе. По воле случая она познакомилась с мужчиной, в которого влюбилась с первого взгляда. Вот только появился он десятью годами позже, чем следовало. Судьба выждала, пока она обзаведется мужем и двумя детьми, а потом преподнесла подарок, который Пенелопа не могла принять. Она подумала о своих детях, и ей показалось, что сердце у нее сейчас перестанет биться. Они остались с бабушкой, хотя та сама нуждалась в уходе. Мало ли что могло случиться! А вдруг Марии стало плохо? А вдруг Даниэле устроит пожар? А Лючия полезет на шкаф за кошкой и сорвется?
– Мне надо вернуться домой. Немедленно, – сказала Пенелопа, поднимаясь из-за стола.
Очарование рассеялось.
– Я понимаю, – кивнул он, глядя на нее с нежностью.
«Конечно, ты понимаешь», – подумала Пенелопа. Но нет, он не мог по-настоящему понять, какой страх ее терзает, какие мрачные мысли, порожденные чувством вины, бродят у нее в голове.
– Я провожу тебя, – предложил он, взяв ее под руку.
– Нет, я должна вернуться одна. Я возьму такси, – решительно отказалась Пенелопа.
Так она и оставила его, даже не попрощавшись, стыдясь собственных глупых страхов. Не надо было ей снова встречаться с этим человеком, пробуждавшим в ней мечты. Какая непростительная глупость! Она женщина замужняя, семейная, ей мечтать не к лицу. Больше она никогда его не увидит.
Дома никакой катастрофы не случилось. Мария в гостиной дружелюбно болтала с Донатой. Лючия и Даниэле, сидя на ковре, складывали большую головоломку на тему звездных войн вместе с Джульеттой и Лавинией, дочерьми-близняшками Донаты, и даже не заметили ее возвращения. Мария, как всегда, приветливо улыбнулась ей, зато Доната набросилась на нее с фамильярностью, рожденной долгими годами дружбы.
– Явилась наконец! Ты что, забыла, что пригласила нас на обед? Мы пришли к половине второго, как договаривались, а тебя и след простыл!
– Не понимаю, о чем ты, – удивилась Пенелопа.
– Нет, она ненормальная, ей-богу. Я же тебе говорила, что приведу близняшек, чтобы они подхватили ветрянку от твоих детей, – напомнила ей подруга.
– О черт! Ты права, у меня совершенно вылетело из головы. Извини, пожалуйста.
Пенелопа вернулась в прихожую и сняла пальто.
– Хорошо, что я принесла рагу и яблочный торт, а то нам пришлось бы голодать, потому что дети и твоя свекровь уже пообедали. Хорошенькое гостеприимство! – обиженно воскликнула Доната и тут же, не переводя дух, продолжала: – Вчера вечером мне позвонила София и все уши мне прожужжала про «бедную Пепе», сидящую в четырех стенах с больными детьми и свекровью. А ты, оказывается, где-то гуляешь, прибегаешь домой запыхавшись, вид у тебя виноватый, на тебе шикарный выходной костюм, глаза накрашены. И еще имеешь наглость говорить мне, что у тебя вылетело из головы!
Понизив голос, чтобы дети ее не услышали, Доната продолжала говорить, следуя по пятам за подругой по коридору до самой гардеробной.
– Я же извинилась! – воскликнула Пенелопа.
– Нужны мне твои извинения! Скажи мне лучше, что я должна обо всем об этом думать.
– Ты же у нас все тайны можешь узнать! Ну-ка, скажи, что сулит на сегодня гороскоп родившихся под знаком Рака с восходящим Козерогом? – подзадорила ее Пенелопа, зная, что Доната ужасно не любит, когда иронизируют над ее увлечением.
– Твоя истинная натура всегда проявляется, когда ты чувствуешь себя виноватой, – презрительно бросила она в ответ.
Пенелопа аккуратно повесила в шкаф элегантный костюм и натянула джинсы и свитер. Потом она прошла в ванную, чтобы снять косметику. Доната последовала за ней с видом полицейского, готового произвести дознание.
– Может, все-таки скажешь, что с тобой происходит? – спросила Доната, пока ее подруга тщательно смывала грим очищающим молочком.
– Я пойду на кухню заварю чай, – сказала Пенелопа, не удостаивая ее ответом.
Она начала хлопотать у плиты, а Доната тем временем уселась у стола и уставилась на нее так, словно хотела сфотографировать.
– Слушай, Пепе, ты со мной не хитри, – изрекла она наконец, обиженная молчанием подруги.
У Пенелопы не было ни малейшего желания рассказывать ей о Мортимере, но и обманывать Донату тоже не хотелось.
– Как по-твоему, я не растолстела? – спросила она, оттянув пальцем пояс джинсов.
– Отвечай! – приказала Доната.
– Я повидалась с Данко. Надо будет, пожалуй, сесть на диету, – уклончиво ответила Пенелопа.
– Что за Данко? Музыкант?
– А ты знаешь какого-нибудь другого Данко? Да, надо будет сбросить пять кило. Вроде бы немного, а попробуй от них избавиться! Всю жизнь то надуваюсь, то сплющиваюсь, как гармошка, – невозмутимо продолжала Пенелопа.
– Погоди, Пепе, ты вот уже десять лет, как забросила песенки. А сейчас вдруг решила снова начать? Знаешь, что я тебе скажу? Ты что-то темнишь.