Сашку стало клонить в сон; он слез с мотоцикла, поставил его на подножку, а сам умылся холодной росой с травы. Стало полегче. Покурив еще, Сашка решил, что можно уже и ехать — светлая лента дороги стала уже вполне различима. Заведя мотоцикл, Сашка тронулся с места и покатился тихонечко, на второй передаче, внимательно вглядываясь в дорогу и ее окружение.

Сначала был смешанный лес — все правильно, он и должен тянуться вдоль дороги после «железки» километров пять. Сашка специально засек по счетчику, сколько на нем было километров во время последней стоянки. Итак, вот уже пройдено восемьсот метров, девятьсот, километр… Впереди посветлело, и дорога выскочила на поле! Сашка остановился. Заглушил мотоцикл, медленно слез с него, но даже не поставил на подножку — просто повалил набок. Осторожно ступая, словно боясь поскользнуться, Сашка подошел к границе между лесом и полем. Это действительно было похоже на границу — столь ровно, будто высаженный по линейке, тянулся вдоль поля лес! А дорога, выходящая из леса, и ее продолжение, прочеркнувшее поле, были смещены относительно друг друга! Ненамного, сантиметров на семьдесят, но все же смещены, словно кто-то склеивал между собой два куска одного рисунка, стал стыковать, а они не стыкуются — чуть-чуть дорога смещена… А этот «кто-то» не стал обращать на такие мелочи внимания, да и склеил, как есть!

Сашке сразу вспомнилась игрушка младшей сестренки — головоломка из кусочков одной большой картинки, которую нужно собрать. «Паззл» называется, это Сашка хорошо запомнил — в школе по английскому пятерка была, память на новые слова — крепкая. И вот сейчас все происходящее напомнило Сашке эдакий безумный «Паззл», только вместо картинки была земля, с ее лесом и полем; и еще — одного кусочка в этой игре не хватало — с сосновым бором и Никольским…

Начинало смеркаться, когда участковый Спиридонов и двенадцатилетний подросток Колька Пеструхин подошли наконец к родному селу Никольское. Колька, хоть и устал неимоверно, собрался уже припустить со всех ног к дому, к матери, которую так долго не видел, но Иван Валентинович придержал паренька за плечо.

— А ну-ка, давай присядем! — сказал участковый, опускаясь на траву возле тропинки и увлекая за собой Кольку.

Спиридонов закурил и, выпустив густое облако дыма, спросил, глядя куда-то мимо мальчика:

— Ну, что дома врать будем?

— Как это врать?! — вытаращил глаза Колька.

— А то ты не знаешь как врут! — усмехнулся участковый. — Никогда что ли не приходилось?

— Приходилось… — чуть помедлив, ответил мальчик. — Но теперь… Но вы ведь…

— Ты хочешь сказать, что я всему свидетель, и теперь нам врать ни к чему?

— Ну да…

— Эх, брат! — Иван Валентинович глубоко затянулся сигаретным дымом. — Если не только ты, а еще и я начнем рассказывать про наши приключения — дело будет совсем худо!

— Почему?! — растерялся Колька.

— Да потому, что бред все это! — рассердился Спиридонов. — Бред сивой кобылы! Такого не бывает! Так нам и скажут все, и будут правы! А меня попрут с работы поганой метлой и хорошо, если дело кончится только этим!

— А чем еще?

— Дурдомом, вот чем! — буркнул участковый.

— Но у нас же есть доказательства! — вспыхнули вдруг глаза Кольки.

— Это какие еще доказательства? — насторожился Спиридонов.

— А вот! — Колька оттянул на груди ткань своего темно-синего костюма со странным черным орнаментом. И сама ткань, и покрой одеяния, и рисунок на нем выглядели какими-то чужими, хотя и назвать их категорически внеземными без дополнительного исследования было тоже нельзя. Однако участковый нахмурился:

— А ну-ка, снимай все это!

— Зачем?!

— Снимай-снимай! — При этих словах Иван Валентинович развязал свой рюкзак и достал оттуда грязную Колькину майку. — Наденешь то, что на тебе было!

Колька неохотно переоделся и остался снова в своих черных трусах и некогда белой майке, а наннгское одеяние Спиридонов сунул в свой рюкзак.

— Ну, а теперь слушай! — сказал участковый. — Слушай и хорошенько запоминай.

Видно было, что Иван Валентинович все обдумал заранее, еще по дороге от Чертовой пещеры, поскольку говорил он четко и внятно, словно читал протокол допроса:

— Ты, Николай Пеструхин, такого-то числа июля месяца проснулся ночью и вышел во двор по нужде. Неожиданно из-за угла выскочили двое неизвестных мужчин примерно тридцати-сорока лет, темноволосых, смуглых, кавказской или цыганской национальности. Они схватили тебя, зажали рот и потащили к реке, где их ждала моторная лодка и еще один мужчина с теми же внешними данными. Между собой мужчины переговаривались на незнакомом тебе языке. Сев в лодку, вы все поплыли в ней вниз по реке. Потом тебя заставили выпить что-то с резким, неприятным вкусом и запахом — возможно, водку — и дальнейшие события ты не помнишь. Очнулся ты в какой-то землянке, где тебя сторожил один из этих мужчин, выпуская наружу только по нужде. При этих вылазках ты видел вокруг только лес и не представлял места своего нахождения. Мужчина с тобой не разговаривал, изредка кормил и постоянно заставлял пить неприятную на вкус жидкость, от которой ты всегда засыпал, поэтому точного времени пребывания в землянке ты не знаешь. Возможно, это была неделя, или даже больше. Однажды, проснувшись, ты увидел, что твой охранник крепко спит, и попытался незаметно выбраться из землянки. Это тебе удалось, и ты побежал в лес. По лесу ты блуждал целый день, питаясь только ягодами, заночевал под большой елью, а на следующий день мы с тобой встретились и пошли домой. Все!

Спиридонов замолчал, внимательно разглядывая Кольку. Но Колька тоже молчал, опустив голову.

— Все ясно? — прервал затянувшееся молчание участковый.

Колька кивнул.

— Не слышу! — строго сказал Спиридонов и повторил вопрос: — Тебе все ясно?

— Да ясно, ясно! — буркнул Колька. — А что, правду совсем никому нельзя рассказать?

— Совсем никому!

— Даже мамке?

— Даже ей!

Посмотрев на пригорюнившегося Кольку, Спиридонов сжалился и, усмехнувшись, сказал:

— Вот подрастешь чуток — и напишешь о наших приключениях книгу!

Колька вздохнул, но спорить не стал. В его глазах даже вспыхнул вдруг огонек — он словно озарился весь подаренной идеей.

— А как же я… в книге? Ведь нельзя? — спросил мальчишка.

— Ну, в книге — можно, — улыбнулся участковый. — Ты укажешь, что это — фантастический роман, вот и все.

Похоже, мальчику мысль о книге понравилась. Он заулыбался смущенно. В роли писателя он себя раньше не представлял, а теперь представил и… ему понравилось! Однако, улыбка вдруг быстро погасла.