Если только «нездоровый воздух» не распространялся по одной лишь Первой клинике, теория Клейна не могла объяснить, почему именно в этой части госпиталя у пациенток развивался послеродовой сепсис. Во Второй клинике в среднем за год умирало только 60 женщин, а в Первой клинике за этот же период – от 600 до 800 рожениц.

Это была поразительная разница, особенно если принять во внимание, что количество родов в обеих клиниках за год примерно одинаково, а условия – схожи. За исключением одного момента. Персонал Первой клиники в основном состоял из врачей и студентов-медиков, а Второй – из акушерок и их учениц.

К тому же родовая горячка не была широко распространена в городе за пределами Венского госпиталя. Во время родов на дому она отмечалась редко, причем ее возникновение не зависело от того, кто принимал роды – частный врач или акушерка. Даже женщины, рожавшие прямо на улице, заболевали послеродовой горячкой гораздо реже, чем те, которые рожали в Первой клинике. Оказалось, что родить ребенка прямо на дороге было безопаснее, чем в госпитале. Стало ясно, что в Первой клинике творилось что-то странное – и только в ней.

Отличие первого и второго родильных отделений состояло в том, что в первом у врачей женщины рожали, лежа на спине, а во втором, у акушерок, – лежа на боку. Чтобы проверить, имеет ли это какое-либо значение, Земмельвейс начал требовать, чтобы женщины принимали положение на боку во время родов. Но никакой разницы в статистике болезней это не принесло. Земмельвейс также внес изменение в назначение лекарств и улучшил вентиляцию помещений в Первой клинике. Но ничего не помогало.

Разочарованный отсутствием каких-либо положительных результатов, весной 1847 года Земмельвейс отправился в короткий отпуск в Венецию. Он надеялся, что красота города поможет ему немного расслабиться и прояснить мысли. Но по возвращении в клинику он получил сокрушительное известие. Умер один из самых уважаемых им коллег, патологоанатом Якоб Колетчка. Один из студентов, выполнявший вместе с ним анатомическое вскрытие, случайно проколол патологоанатому пинцетом палец. Спустя несколько дней врач тяжело заболел и умер.

Когда Земмельвейс ознакомился с результатами патологоанатомического исследования, он был потрясен. Болезнь, убившая врача, была поразительно похожа на ту, что Земмельвейс постоянно видел в Первой клинике.

Это был важнейший ключ к разгадке тайны. Земмельвейс заподозрил, что Колетчка умер от невидимых частиц – их мы называем сегодня бактериями, – которые попали в его организм через ранку на пальце. А если симптомы болезни Колетчки были схожи с симптомами послеродовой горячки, то рожениц в Первой клинике убивали те же невидимые частицы. В ходе этих размышлений Земмельвейса все сразу же вставало на свои места. Дело в том, что акушерки во Второй клинике никогда не делали патологоанатомических вскрытий. А вот врачи и студенты-медики из Первой часто приходили принимать роды прямо из морга. И они заражали рожавших женщин невидимой и смертельно опасной субстанцией.

Сегодня мы знаем, что послеродовой сепсис может вызываться разными бактериями, которые присутствуют в трупах независимо от причины смерти людей. Однако во времена Земмельвейса, когда до открытия бактерий еще должны были пройти десятилетия, казалось, что после посещения морга совершенно необязательно переодеваться или тщательно мыть руки. В лучшем случае доктора быстро споласкивали их водой. Когда врачи приходили в клинику из морга, от их рук несло, как говорил Земмельвейс, «трупным запахом»{237}.