К 11 часам дня за нами неотступно следовали уже две отдельные шайки туземцев: одна пришла навстречу нам с востока, другая же образовалась из местного населения долины, через которую мы прошли, никого и ничего не тронув.

В полдень шайки выросли и составляли многолюдное скопище разъяренных туземцев, из которых некоторые кричали: «Мы еще до вечера покажем вам, что мы мужчины, и сегодня же ни одного из вас не оставим в живых».

Так как до полудня мы делали привал и успели отдохнуть, то бодро пустились дальше по травянистой степи. Деревень не было видно, но толпы народа продолжали идти за нами, производя враждебные демонстрации и досаждая нам своими резкими криками и угрозами.

В 3 часа 30 минут мы пришли и стали в виду селений Бавира, из которых главное называется Гавира; они расположены на открытом месте по обеим сторонам крутого и обрывистого оврага, прорытого в глинистой почве бурным течением значительного притока Восточной Итури. Мы с авангардом стали на восточном берегу, пока туземцы сбегались – но опоздали, – чтобы помешать нам переправиться. Мои люди немедля сложили вьюки, и несколько человек отправились обратно на тот берег в помощь арьергарду. Там произошла горячая схватка, окончившаяся бегством неприятеля по всей линии.

В наказание за то, что они целых четыре часа нас преследовали, мы проникли в ближайшие селения и зажгли по порядку все хижины на обоих берегах оврага; после этого мы поспешно сомкнулись и вскарабкались по крутому склону на возвышенное плато, метров на 60 подымавшееся над уровнем равнины, намереваясь оттуда дать отпор наступавшему неприятелю. Однако еще задолго до того, как нам удалось добраться до вершины, дикари разбрелись, предоставляя нам располагаться на ночлег в одной из деревень. Так как время было уже отдыхать, мы тут и остановились, но прежде всего, разумеется, позаботились укрепить свою позицию против ночного нападения.

Селение Гавира, в котором мы на этот раз ночевали, стоит на 1 415 м выше уровня моря. День был для пешеходов чрезвычайно приятный, потому что с юго-востока все время дул нам навстречу свежий ветерок. Если бы не было ветра, мы бы страдали от жары. Когда солнце село, стало совсем холодно, а к полуночи температура понизилась до 16 °С.

13-го числа мы направились к востоку на рассвете, чтобы успеть сколько-нибудь пройти спокойно, покуда туземцы сидят по домам, не решаясь подвергаться холодной утренней сырости. Короткая трава на лугах была еще покрыта крупными каплями росы, как после дождя. Арьергард немного задержался разрушением наших ночных укреплений, что делалось для того, чтобы дикари не знали, как и из чего мы их создаем; вскоре, однако же, и арьергард догнал нас, и мы в полном порядке вышли, готовые к дальнейшим подвигам. До третьего часа утра шли среди полнейшей тишины и спокойствия.

Мы любовались видами и на досуге наблюдали очертания обширной равнины к северу от Восточной Итури, мы замечали, какое громадное количество конических холмов замыкает горизонт с севера, и как эти конические вершины сплачиваются в одну сплошную горную массу на востоке и на западе, как к югу вся поверхность земли представляет ряды волнистых холмов, в каждой складке которых протекает речка. Видели, как километрах в десяти впереди горная цепь Ундуссумы тянется на восток в страну Балегга и там образует заливообразные изгибы, в которых множество поселений находит и воду, и свежие луга для своих стад, и орошение для посевов проса, – далее было видно, как хребет загибается к северу и заканчивается на восток от нас.

Отсюда уже нам видно было, что, следуя в том же направлении, через несколько часов мы будем проходить между северной и южной цепями и должны упереться в соединяющий их отрог, на вершине которого виднелось несколько селений. К этим-то селениям, замыкавшим наш горизонт, мы и направились теперь, намереваясь оттуда высматривать дальнейший наш путь и обдумывать план действий.

В 9 часов утра туземцы начали пошевеливаться и оглядываться по сторонам. Туман рассеялся, небо прояснилось, и малейшая подробность пейзажа видна была на далекое расстояние. Вскоре они заметили в поле извивающуюся подвижную линию нашего каравана и подняли крик, до того пронзительный и громкий, что сотни других туземцев сбежались из более отдаленных пунктов и провожали нас хищными глазами, в которых пылали непримиримая ненависть и злоба. Сколько деревень мы прошли, ничего не тронув! Но это они, по-видимому, нисколько не находили похвальным для нас, а приписывали скорее нашему малодушию и трусости. Мы инстинктом чуяли, что наше скромное поведение принимают за сознание нашего бессилия. Человек пятьдесят туземцев стояли толпой в трехстах метрах от нашей тропинки и наблюдали за нами.

Они видели, как мы мирно прошли поперек деревни, не прикоснувшись к их собственности, глядя прямо перед собой и занятые лишь своим делом. Но вместо того чтобы проникнуться благоговением к такой нашей добродетели, они сомкнулись вслед за нами, громко и повелительно приглашая своих сограждан собраться и окружить нас, что те с величайшей готовностью и начали исполнять. Как только им показалось, что их набралось достаточно для открытого нападения, они бросились на арьергард, но там их тотчас встретили дружным залпом из ружей.

Каждые полчаса нам приходилось переходить поперек глубокой лощины, на дне которой непременно была речка, густо обросшая по обоим берегам высокими камышами, и вот тут-то требовалось соблюдать всевозможную осторожность, чтобы не наткнуться на засаду.

По мере нашего движения на восток селения, видневшиеся на горизонте, становились все яснее, а цепи холмов, между которыми пролегал наш путь, сходились все ближе, и у меня зародилось предчувствие, что через час или два мы увидим озеро Альберта-Ньянцу. Однако туземцы становились с каждой минутой отважнее и решительнее; они так быстро собирались, так громко и воинственно кричали, и такое их было множество, как будто перед ними какой-то драгоценный клад, который они взялись защищать, или же Эмин-паша со своим гарнизоном очутился в том положении, в каком был Гордон[22] в течение своих последних часов в Хартуме. Воинственные крики раздавались с каждого холма; толпы превратились в полчища, и мы убедились, что туземцы собираются нанести нам решительный удар. Мы обвели глазами окрестности и увидели, что на каждой вершине чернеют массы людей, а по всей равнине тянутся к нам вереницы воинов.

В 11 часов мы были близ гребня последней гряды холмов, отделявших нас от отрога, к которому мы стремились, как вдруг увидели небольшое войско туземцев, двигавшихся по дороге с таким расчетом, чтобы перерезать нам путь по ту сторону речки, выходившей из этих холмов. Я предчувствовал, что нас атакуют с пригорка, над самым истоком речки. Наш авангард был уже не больше как в 100 м от этого пригорка, и я распорядился, чтобы, дойдя до него, люди поскорее взяли вправо, сложили бы вьюки на вершине и сомкнулись в боевом порядке.