– Окстись, оглашенная! – Пластун перехватил вторую руку, метившую ему в кадык.– Что творишь?! Я за тобой послан.

– Ты кто такой, светлобородый? – Карие глаза недоверчиво блеснули в тусклом свете факелов зала.– Что ты тут забыл, так далеко от своей крепости?

– Я ж сказал, что послан за тобой. Ну, не будешь драться? – Дунай оторопел на какое-то время. Не женщина, даже не воительница из сказок, не. Натурально прямо умелый мужик-боец, так и сверкает глазищами да кулаки сноровисто сжимает.– Выбираться давай, дурная. Бери вон копье, что ли.

– Вот не указывай мне, длиннобородый. Я еще не согласилась с тобой идти.

– Не, ну ты как хочешь… – Дунай встал.– Желаешь остаться, так оставайся, конечно. Только ты придумай, как твоим весточку передать про твою дурость. Чтобы мне живым остаться. Сможешь?

Девушка не ответила, лишь стрельнула глазами из-под острых бровей. Подвинулась к пластуну, втянула запах его дыхания, понимающе хмыкнула.

– Яд… Ты из Форпоста пришел, что ли?

– Из него самого.

– И как тебя туда занесло-то?

– Слушай, краса-девица, хорош трепать помелом-то, а? Нам еще выбраться надо.

– Ну так чего стоим, длиннобородый? Пошли. Знаешь куда?

– Он знает.– Дунай показал на Пасюка.

Крысопес не подвел, мотнул лобастой умной башкой. Айгуль хмыкнула:

– А ты прям фокусник, как там тебя?

– Дунай.

– Это же название ре…

– Да, реки-реки, я знаю. Идем уже.

Как говорит Яса – 2

Айгуль росла послушной девочкой, не нарушавшей ни Ясы, ни поучений и правил наставников, ни просьб мамы. Пока была с ней, недолго, навсегда запомнив тепло и любовь, подаренную высокой статной женщиной, так сильно отличающейся от остальных соплеменниц. Мама не рассказывала никогда, из какого далека привезли ее, такую чужую и независимую. Потом ее забрали навсегда, оставив на память о матери только мысли и медальон, висевший на шее, крепко-накрепко прикрепленный к толстому и прочному кожаному шнурку. С пяти лет началась совсем другая жизнь.

Крепкую не по годам, сильную и выносливую девочку сразу же ввели в небольшой отряд мальчишек-кешайнов. Она оказалась там не одна, с ней привезли еще четырех девочек. Где они сейчас? Этого Айгуль не знала и не помнила их имен после последнего Испытания, ведь тогда даже глаза матери вспоминались с трудом.

Вставать с рассветом, бежать в сторону темнеющих верхушек гор, там быстро, на износ, проводить короткие бои – и назад, изматывающим бегом. Завтрак, кусок мяса, лепешка, вода и кусок масла, крохотный, кажущийся сладким кусочком золотого солнца, раз или два в год показывающегося на небе. И вновь вперед, кешайны, вперед! Потому что:

…имя того, кто создал Ясу издавна, непроизносимо. Но Народ, все три его части, и гао, и кешайны, и хайны,– должны следовать завету Новой Ясы, создавая мир заново. И Яса – опора, древо жизни, устой справедливости и завет выживших. И Народ должен нести установленное Ясой другим, чтобы не повторился гнев Вечного Неба.

…словом и убеждением, а надо – так кулаком и сталью, ради них самих, и быть посему, во благо и во имя Жизни. Путь Народа выбран, отмерен и вечен, как само Небо. А потому быть Народу равно разделенному на три единых и нужных части, не могущих друг без друга. И быть хайнам, мудрым и верным, сердцем и умом Народа, ведущим Его по Пути. И гао, трудолюбивым и терпеливым, руками и спиной Народа, строящим и кормящим Его. И кешайнам, сильным и несгибаемым, клинком воли Народа, несущим на острие своем силу и волю его. И сделать все для того, для достижения цели, с малых лет…

Многое ли помнила Айгуль из десяти лет, проведенных в месте Учебы? Многое помнила телом – не разумом, вбитое учителями, врезавшееся в каждое движение, отточенное тысячами и тысячами повторов. Была ли девушка благодарна им, наставникам, жестоким, спокойным, холодным и всегда добивающимся того, что надумали? Наверное. Хотя ей, как и остальным, пришлось нелегко.

Ее, как и сотни других детей, выживших в первые два года на Тропе воина, долго везли в закрытых вагонах восстановленного Стального полоза, пересекающего поперек все новые земли, на которые Народ принес Ясу и спокойствие. И для того чтобы не рухнул созданный порядок, ей, как и другим, надо было стать сильным, достойным воинам Народа.

…Вдох и выдох, вдох и выдох, на спине елозил туда-сюда жесткий и тяжелый заплечный мешок, битком набитый камнями и землей. Хорошо, что там есть камни, когда только земля, бежать тяжело. А впереди, прямой, ровно дышащий, не сбивающийся с шага, мерно бежал учитель Инь Мэйхао. И имя дано ему не зря. Весь отряд подросших «новых» кешайнов знал про его храбрость в битве на развалинах города Самарканда, посреди песков, на сотый год Исхода. И каждый подросток, худой и грязный, с разбитыми костяшками на пальцах, мечтал получить полное имя, а не кличку, достойную лишь гао[14].

…учитель Мэн, Мэн Шийонг[15], прошелся вдоль ровной, ни пяди вперед или назад линии учеников. Вышел вперед, показав всем оружие, что держал в руках: короткое нарезное ружье штуцер. Новое, только что поступившее, с колесцовым замком, с нарезами внутри ствола. Прицелился, приметив самую сложную цель – старый шлем, повешенный на колу в полутора полетах стрелы из дальнобойного большого лука. Навскидку, выбросив ружье красивым плавным жестом, выстрелил. Шишак взлетел вверх, блеснув крошками металла и свежей дыркой от попадания. Ученики только выдохнули, поняв, как далеко им до мастера огня. Учителя не зря называли Храбрым, в честь зверя, которого никто и никогда не видел. Мастер Мэн в одиночку выстоял два дня на узком перевале в горах Тянь-Шань.

…выпад кривой сабли, оружия всадников, серебряным блеском прошел рядом с лицом Айгуль, чуть не задев. Противник, родом откуда-то из недавно присоединенных к земле Народа областей в бывшей Сибири, махнул крест-накрест оружием. И покатился в сторону, пропустив обманный удар, заработал пинок под колено, упал, замер, глядя на дрогнувший конец клинка у самого горла. Ближе, еще ближе, холодной змеей ходило острие по коже, разом вспотевшей.

– Стоять! Айгуль, не перегибай палку, не привыкай хвалиться силой! – рявкнул Цюань, учитель фехтования. Встал рядом, стройный, высокий, похожий на полученное в жестокой рубке подземного комплекса в степях Казахстана прозвище… Цюань Куайдзиэнь[16]. И сказал правильно, потому что: