— Но просеять всех приехавших в Россию за последние несколько месяцев иностранцев и их перемещения — нереально, — сказал Алексей Юрьевич. — Тем более что оба преступления произошли, можно сказать, в Москве, а это теперь такой проходной двор! Единственная надежда на то, что Наташа что-то расскажет. Но она сейчас в больнице, и рядом с ней только мать и бабушка, а посторонних, я имею в виду следователя, к ней и близко не подпустили. Психика расшатана настолько сильно, что врачи опасаются за ее рассудок. О ее физическом состоянии и говорить не приходится. Так что выйдет она из больницы очень не скоро. Кстати, на имя ее матери пришел денежный перевод на весьма внушительную сумму. Видимо, в качестве возмещения морального ущерба и на лечение.

— Вот вам и зацепка! — обрадовался Гуров.

— Этим уже занимаются, но в успех я, честно говоря, не верю, — вздохнул Попов. — Если этим занимались толковые специалисты, то концов мы не найдем.

— А что по Рогожиной?

— Она тоже в 2003 году выехала на Украину и больше никогда в России не появлялась, — сказал Алексей Юрьевич. — А вот гражданка России Лада Михайловна Пахомова немногим менее двух месяцев назад легла в частную клинику города Екатеринбурга, где скончалась от онкологического заболевания в позапрошлый четверг и согласно ее воле была подзахоронена в субботу в могилу Егора Павловича Пахомова. Но в пятницу ее тело было доставлено в город Демидовск, где произошло отпевание в соборе Александра Невского. Проститься с ней пришли практически все жители, и плакали не только женщины, но и мужчины. Когда утром в субботу ее повезли в Железногорск, то катафалк ехал по коридору из людей, которые засыпали дорогу перед ним цветами вплоть до выезда из города. А вечером субботы на площади имени Петра Первого были накрыты столы и организованы поминки по ней. И люди шли. Причем не бомжи, чтобы выпить, и не голодные, чтобы поесть, а люди приходили целыми семьями, с детьми, чтобы отдать ей последний долг и выразить свое уважение и любовь. Перед ее огромным портретом все было завалено цветами и горело море свечей. А сейчас могила завалена венками и цветами так, что ограды не видно, хотя она, как говорят, довольно высокая.

Попов рассказывал все это медленно и устало, а, закончив, вздохнул. Гуров и сам не мог объяснить, почему от слов Алексея Юрьевича у него внутри все оборвалось.

— Она действительно высокая, я ее видел, — тусклым голосом заметил он, но постарался взять себя в руки и добавил: — Нужно узнать, кто оплачивал ее пребывание в больнице, похороны и все остальное, а также присматривать за памятником — кто-то же должен будет приехать и проверить, как там выбит портрет и не напутали ли что-нибудь с надписью.

— Она все оплатила заранее сама, наличными, — ответил Попов. — Ну кроме цветов и венков, конечно. И выбивать на памятнике ничего не придется, потому что к нему уже прикрепили гранитную плиту, где все это есть.

— Но ведь кто-то же рядом с ней был все это время! Неужели она умирала в одиночестве? — не сдержавшись, воскликнул Лев.

— Был! — кивнул Алексей Юрьевич. — Гражданин США Джордж Краймен. Он находился при ней неотлучно до самого последнего мгновения, он и глаза ей закрыл. По фотографии сотрудники клиники опознали в нем Георгия. Они вместе прибыли в Екатеринбург из Франкфурта-на-Майне, причем она — под именем американки Адели Сорокиной, но в клинику она легла по российскому паспорту.

— Это девичья фамилия ее матери, — объяснил Гуров. — А вот он и, наверное, все остальные взяли себе фамилию Краймен.

— Они просто перевели свою настоящую на английский язык, потому что Cryman — это человек, который кричит, кричащий человек, — сказал Попов.

— А как же Алексей? Андрей? Егор? Неужели они не прилетели на похороны? — никак не мог успокоиться Лев. — Откуда в них эта черная неблагодарность? Ведь она же могла уехать тогда вместе с ними. А она осталась! Причем не только для того, чтобы врагам отомстить, но и чтобы для них же деньги зарабатывать, пусть и неправедным путем.

— Наверное, она попрощалась с ними дома, потому что не хотела, чтобы они видели ее мертвой — рак ведь очень сильно уродует человека, — предположил Алексей Юрьевич. — По словам тех, кто видел ее в гробу, это была какая-то высохшая мумия, а ведь ей еще и сорока пяти не было.

— Это ненависть сожгла ее изнутри, — печально произнес Гуров. — А куда делся Георгий?

— Вылетел из Екатеринбурга в Германию на следующий день после похорон, а вот Адель осталась здесь уже навсегда.

— Значит, они все теперь в Штатах. Неужели мы ничего сделать не можем?

— С Дона выдачи нет, как говорится, — развел руками Попов. — Мы навели справки о семье Крайменов — богатейшие люди. Им самые лучшие, поэтому и самые дорогие адвокаты по средствам. Да и что мы можем предъявить Георгию? Наши логические умозаключения?

— Ничего! Зато все остальные от ответа не уйдут, — угрожающе пообещал Гуров. — Когда Демидовск от скверны очищать будете?

— Это уже не моя сфера деятельности, но знаю, что идет процесс изучения документов…

— Когда же вы их доставили в Москву? — удивился Лев. — Я думал, что их заберут, когда комиссия будет уже там.

— Зачем же, не зная броду, соваться в воду, — вскинул брови Попов. — Сначала надо было посмотреть, что это за материалы. Конечно, по некоторым преступлениям срок давности уже вышел, но по особо тяжким будут заведены уголовные дела, и люди от наказания не уйдут. Кроме того, есть очень любопытные документы, с помощью которых можно будет поставить на место некоторых зарвавшихся господ, а другим хорошенько дать по лапам, чтобы не тянули их куда не надо. Одним словом, информация очень полезная и ценная. Левашов, великого мужества человек, хотя и рвется помогать, но, к сожалению, он еще не в том состоянии, чтобы с ним можно было долго, основательно и предметно беседовать, правда, по самым важным вопросам он уже кое-что пояснил.

— Как же вы смогли их вывезти? — недоумевал Гуров.

— Мы сфотографировали Левашова с женой вместе с одним человеком, который и съездил за ними, — объяснил Алексей Юрьевич.

— Не удивлюсь, если окажется, что это Степан, — хмыкнул Лев. — Он сейчас в ФСБ?

— Что-то вроде, — неопределенно ответил Попов. — Главное, что этот авантюрист нашел себя и чувствует себя в новой обстановке как рыба в воде.

— Да он везде себя хорошо чувствует, — заметил Гуров. — Так когда же?

— Не раньше осени, — ответил Алексей Юрьевич и, видя недоумение Льва, объяснил: — Заниматься этим сейчас будет стратегически неправильно. Во-первых, в настоящее время город взбудоражен смертью Рогожиной, которую там все уважали, и любые наши действия против ее сподвижников будут восприняты враждебно. Мы не только не получим помощь людей, мы их обозлим, и они выйдут на улицы. А этого допустить нельзя! Во-вторых, нужно, чтобы упоминаемые в документах Левашова люди успокоились и почувствовали себя в безопасности, потому что после вашего и Левашова бегства из города они настороже. Они не знают, чего им ждать, и при малейших признаках опасности исчезнут, потому что документы на другие фамилии у них, я думаю, тоже имеются, вот и ищи их потом! Зачем же нам осложнять себе работу? А так они решат, что никаких документов действительно не было, расслабятся, вот тогда и можно будет после тщательной подготовки приступить к расчистке «авгиевых конюшен».