1936 г. Дж. Дэвису при назначении его в Москву, Ф. Рузвельтом и С. Уэллесом, новым заместителем госсекретаря: Во-первых, Дж. Дэвису предстояло попытаться развеять натянутую атмосферу, образовавшуюся за время пребывания в Москве Буллита… Во-вторых, он должен был попытаться уладить вопрос о долгах в соответствии с формулой, выработанной в период Соглашения Рузвельта-Литвинова… В-третьих, он должен был договориться о торговом соглашении, которое позволит Советскому Союзу делать закупки в США. В-четвертых, он должен дать оценку военной, экономической силы Советского Союза, определить слабые места. Наконец, он должен определить позицию советских властей по отношению к Гитлеру и его политике в случае войны в Европе»[919].

Что касается Буллита, то он был назначен послом в Париж и уже в декабре 1936 г. заявил о необходимости провалить переговоры о «заключении франко-советского договора о мире…, хотя, как… говорил английский посол, это была лучшая возможность обеспечить мир в Европе»[920]. Одновременно, отмечал редактор и владелец парижской газеты «Ле матен» М. Кнехт, Буллит «добивался заключения франко-германского союза»[921]. Того самого союза, заключения, которого добивался один из идеологов фашизма и «крестового похода» на Россию — вице-канцлер третьего рейха Ф. Папен.

Позиция Буллита очевидно определялась тем, что он «еще до отъезда из Москвы» по свидетельству вашингтонской прессы и очевидцев, «стал приверженцем фашизма». Додд связывал этот факт с тем, что Буллит был «разочарован, убедившись, что русские не выполняют своих обещаний…»[922]. Приверженцами фашизма в те годы становились многие американцы.

«США, — предупреждал об этой опасности в начале 1935 г. советский полпред А. Трояновский, — тоже не застрахованы от реакции, в виде ли фашизма или в каком-либо другом специфически «американском» виде»»[923]. «Наряду с силами, стремящимися к сближению с нами, все более растут силы враждебные нам, — отмечал Трояновский, — Это силы реакционные, которые руководствуются теми же настроениями, которыми руководствуется фашистская Германия… Американский легион, разные патриотические организации собирают сотни тысяч подписей для разрыва дипломатических отношений с нами. Херстовская пресса эту компанию поддерживает и вместе с тем распространяет всевозможные слухи об ужасах в Советском Союзе, явным образом натравливая на нас и поощряя войну с нами. В настоящий серьезный момент эта компания не может не рассматриваться как провокация войны»[924].

В ноябре 1938 г. полпред К. Уманский обращал внимание на «рост культивируемых кругами финансового капитала фашистских настроений в зажиточных кругах мелкой буржуазии, среди которой к тому же «победы» Гитлера в Европе привели к росту профашистских тенденций… Наиболее последовательная часть республиканцев, как это видно из недавней речи Гувера на форуме «Нью-Йорк геральд трибьюн», мечтает о сближении с фашистскими странами и тешит себя иллюзией и надеждой, что европейские агрессоры пойдут против нас»[925].

При этом, истоки американского фашизма, указывал министр внутренних дел США Г. Икерс, надо искать не за океаном, а в собственной стране: в последнее время (июне 1938 г.) он начал «сомневаться в возможности путем законов и увещеваний сделать «биг бизнес» более разумным. Другие же методы Рузвельту недоступны. Застойная безработица и разорение средних слоев создают резервы для фашизма. За последнее время он, Икерс, стал верить в то, что крах нынешней американской системы привел бы «не к коммунизму, а к фашизму», ибо резервы последнего, как ему сейчас начинает казаться, более многочисленны и монополисты ведут сознательно дело к развязыванию фашизма. Ограничение и регулирование монополий законодательным путем — единственная мера, которую он видит. В успехе ее, впрочем, он не уверен… «У нас вершат дело меньшинства («сосредоточившие в своих руках большинство материальных средств воздействия»). Они управляют народным хозяйством, они же в лице католической иерархии воздействуют на нашу внешнюю политику и срывают социальное законодательство, они же мешают проводить законы, в которых заинтересован народ»»[926].

«Обострившиеся внутренние противоречия отражают… более ясное, чем когда-либо раньше в истории США, классовое размежевание политических сил, (которое) приводит к тому, — отмечал Уманский, — что в широком общественном мнении вопросы СССР все больше увязываются с острейшими социальными вопросами внутри страны»[927]. Во внешней политике эти тенденции выражаются в том, пояснял в 1938 г. Литвинов, что «реакционеры в Госдепартаменте стараются искажать политику, предложенную президентом, внося в нее антисоветские, а подчас и профашистские тенденции»[928].

Распространение подобных настроений, вынудило Рузвельта, в условиях приближающейся войны, приступить к … чистке своего госдепартамента. По мнению историка Данна, «…чистки без сомнения были связаны с его (президента) убеждением, что в Госдепартаменте царствуют неисправимые антисталинские чувства, а времена требуют улучшения американо-советских отношений. Проблемой был нацизм, а не коммунизм»[929].

С новой силой волна антисоветизма вспыхнула в 1939 г., с началом советско-финской войны, во время которой консервативный мир американского общества, по словам историка Д. Флеминга, обнаружил, что «после двух десятилетий накопленной горечи они могут эффективно ненавидеть Россию»[930]. Был предпринят целый ряд репрессивных акций против компартии США, ее участие в выборах, во многих штатах было ограничено или вообще запрещено, ее активисты арестовывались, лишались гражданства, им запрещалось поступать на госслужбу и т. д.[931]

В Финляндию на борьбу с «советской агрессией» пошли американские кредиты и вооружение. В основном благодаря США за время войны Финляндия получила 350 самолетов, 1500 артиллерийских орудий, 6000 пулеметов, 100 000 винтовок. США содействовали исключению СССР из Лиги наций и поддержали подготовку Англией и Францией экспедиционного корпуса для войны против Советского Союза. «Расстановка сил в нынешней Европе ещё не приняла окончательной формы», утверждал журнал «Стэйтист» в декабре 1939 г. и призывал Гитлера использовать советско-финскую войну для примирения Германии с «Западом»[932].

«Гитлер теперь становится незначительным раздражителем…, — сообщали газеты Скриппса-Говарда в декабре 1939 г., — вскоре начнется массовый крестовый поход против этого дикаря (Сталина)», причем пруссаки будут в авангарде наряду с англичанами и французами[933]. «С этими людьми следует обращаться только одним способом — «жестким», — призывал американский посол в СССР Штейнгардт в январе 1940 г., — следует прекратить говорить об ответных мерах и действительно начать наказывать их… Поскольку они нуждаются в нас гораздо больше, чем мы в них, и поскольку они понимают только язык силы, я полагаю, что настало время прибегнуть к той единственной доктрине, к которой они относятся с уважением»[934].

В феврале 1940 г. Вашингтон командирует заместителя госсекретаря Уэллеса в Рим, Берлин, Париж и Лондон. По словам германских дипломатов, США предлагают «заключить четырехлетнее перемирие между воюющими сторонами и одновременно вступить в экономические переговоры, в которые будут вовлечены Япония (но не Россия) и Италия»[935]. «С точки зрения империализма доллара, — комментировал «Week» в марте 1940 г., — западноевропейский союз, направленный