— Да ведь этого письма Василий Гаврилович не послал!

— Ну? Вот кстати вышло! Молодец, Василий Гаврилович!

Гремин, улыбаясь, раскланялся во все стороны, очень довольный, что и его денежка не щербата, что все-таки и он что-нибудь сделал, хотя и не сделал то, что должен был!

— Ну и все это удалось и вышло как по писаному! — продолжала Грунька. — Герцог — Миних сам теперь это рассказывает — спросил его за обедом, имел ли он во время своих походов предпринимать что-нибудь ночью. В ту же ночь Миних явился к нам, вызвал меня, я вызвала Юлиану Менгден, а та — принцессу, а принцесса, в результате, отдала приказание арестовать Бирона.

— А это, верно, не обошлось без гадалки? — спросил Митька, взглянув на Селину.

— Н-да-а! Только тогда госпожу Дюкар нельзя было еще привезти во дворец из боязни перед бироновскими соглядатаями, так что мне пришлось сказать, что я ходила спрашивать мадам Дюкар и она через меня велела передать, что если принцесса решится, то все пройдет благополучно. Ну а зато теперь госпожа Дюкар чуть ли не почетная гостья во дворце! Ее там так теперь принимают, словно особу королевской крови! Ну уж и гадает же она! Конечно, все про Линара: и наружность его описала, и предрекла его приезд. Мы с ней рассчитали, когда он приблизительно может выехать из Дрездена, ну а сегодня, когда узнали, что он уже приехал, впечатление было поразительное!

— Но, позвольте, что же мы дальше делать будем? — стал соображать Митька. — Ведь теперь госпоже Дюкар неловко будет встретиться во дворце с графом Линаром, и вообще, как себя будет держать в отношении графа Селина?

— А это — вопрос, для решения которого мы ждали тебя! — проговорила Грунька. — Все это надо наладить.

— Ну а пока дайте мне еще кофе! — сказала Селина, протягивая свою чашку.

Василий Гаврилович налил Селине еще кофе, она принялась его пить, а Митька, подумав немного, сказал, обращаясь к ней:

— Отношения к графу Линару у вас должны образоваться самые простые и естественные в вашем положении! В Дрездене я ему говорил о вас, и он очень обрадовался известию, что вы в Петербурге!

— Вы говорите правду? — спросила его Селина.

— Зачем же мне лгать?

— Но его отношения к принцессе?

— Могу положительно засвидетельствовать вам, что он ее не любит!

— О-о! Вот это сильно сказано, например! — воскликнула Селина по-французски.

— Уверяю вас, что я не ошибаюсь! Я видел, как граф собирался в Петербург.

— По-видимому, он собрался в несколько дней, если вы так скоро обернулись назад?

— Да, но это он был вынужден сделать по настоянию саксонского министра-президента Брюля чисто из политических видов. Сам же граф Линар делал все от него зависящее, чтобы оттянуть отъезд. Притом он был так мрачен, когда собирался, что для каждого, даже для простака, было ясно, что влюбленные так не собираются.

— Ах, господин красавец-сержант, вы мне возвращаете жизнь! — воскликнула Селина. — Так что, вы положительно уверены, что граф никакой сердечной склонности к принцессе не питает?

— Уверен, что никакой!

— Ну а ко мне?

— Ну, уж этого я не знаю, — рассмеялся Митька, — да и знать не могу.

— Нет, все-таки, когда вы говорили с ним обо мне, как он, что сказал?

— Подробностей я не помню, но общее впечатление было такое, что он будет рад встретиться с вами в Петербурге.

— Но, позвольте, ведь он же, вероятно, подозревает, зачем его выписывают в Петербург?

— Я думаю, что да!

— То есть, что его политика должна быть основана на его личных отношениях к принцессе?

— Да, разумеется.

— Но в таком случае мое пребывание здесь, в Петербурге, и то, что я буду видеться с графом, может повлиять на его отношения к принцессе, — сказала Селина.

— Но если он не любит ее? — вставил Митька.

— Он может уверить ее, что это — отличная ширма и что он держит маленькую, бедную француженку для того лишь, чтобы отвести глаза и дать противовес всяким сплетням, касающимся его и принцессы! — заявила Грунька.

— А ведь это гениально! — воскликнула Селина, хлопая в ладоши. — Это так же гениально, как все, что придумывает Грунья!

— Ну что же я придумала? — сказала Грунька. — Теперь остается решить, как же быть с мадам Дюкар, если ее снова потребуют во дворец?

— По-моему, тут должен быть такой план, — ответил Митька: — Госпожа де Пюжи должна сегодня же свидеться с графом Линаром и начистоту признаться ему во всем. Может быть, ее переодевания в мадам Дюкар пригодятся и самому графу; во всяком случае, Линар — не такой человек, чтобы, будучи откровенно посвящен в эту маленькую мистификацию, выводить ее наружу своей болтливостью.

— У красавца-сержанта великолепные мысли! — опять захлопала в ладоши Селина, — я хотела бы жить в такой стране, которой он управлял бы в качестве короля! Но как сделать мне, чтобы сегодня же увидеться с графом?

— Ну это нетрудно! — сказал Митька. — Я пойду к нему; вероятно, его сегодня, в первый день приезда, не позовут во дворец!

— Ну конечно, — подхватила Грунька, — мы там, во дворце, готовимся, коробы перебираем, ботинки примеряем, — словом, прихорашиваемся!

— Значит, я могу пойти к Линару и устроить ваше свидание с ним! — сказал Жемчугов, обращаясь к Селине.

— Если бы ваша бедная мать была жива, — со слезами на глазах чувствительно произнесла Селина, — я пошла бы благодарить ее, что у нее такой сын!

— Ну хорошо, — перебила ее Грунька, — теперь, Митька, говори, как мне быть с Минихом?

— Дай ему по шее!

— Как же, дашь ему! Он ведь этого не любит. Ты дело говори!

— Да ведь дело ты сама понимаешь: ну, конечно, ему надо раскрыть глаза, что он мало награжден в сравнении с теми, которые ничего не сделали для принцессы, и что принцесса его не ценит.

— Ну это само собой разумеется! А дальше?

— Дальше?.. Надо самой принцессе тоже показать, что Миних ею недоволен и что, мол, все-де ему мало!

— Это тоже понятно!

— Ты думаешь, что можно будет так быстро поссорить Миниха с принцессой? — спросил Василий Гаврилович.

— Отчего же нет?

— Ну как же все-таки?.. Ведь она ему всем обязана, и главное, только что… Ведь ей даже будет перед окружающими неловко поссориться с ним!

— Для этого, брат, есть словечки! Недаром все маги и волшебники верят в могущество слова… Слово, пущенное вовремя, все равно что заклинание; оно производит удивительное действие: и на ум, и на волю других людей влияет, и на события.

— Какое же тут словцо пустить? — осведомилась тут же Грунька.