Мэгги почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.

– Ты ведь даже не знаешь меня, Сэм.

– Ошибаешься. – Он похлопал ее по руке. – Я знаю тебя, потому что разбираюсь в людях. Я уже пять лет пытаюсь с тобой подружиться.

Мэгги убрала руку.

– Ну тебя, Сэм.

– Не в том смысле… хотя, вру. Наверное, и в нем тоже. Я никогда не исключаю возможность секса, но сейчас речь о другом. Ты мне нравишься, Мэгги. Серьезно. Я порой думаю, что лучше тебя не встречал за всю свою службу на Пятой авеню. Эх, знала бы ты, что там творится…

Она заглянула ему в глаза. Последняя фраза укрепила ее подозрения. Выходит, ей невдомек, что творится в их доме, а Сэм в курсе? Каким образом? На первых восьми этажах не происходило ничего странного или скандального.

– Ты имеешь в виду мистера Брауна, верно, Сэм Даффи? Если так, то ты впрямь «не просто швейцар», как сказала Франческа. Вот почему ты носишь оружие? Это на него ты по правде работаешь?

Лицо Сэма окаменело.

– На мой счет не беспокойся, я никому не сболтну. Вот, значит, откуда грозит опасность – с этим Брауном что-то неладно!

Сэм бессильно растопырил пальцы.

– Мэгги! Главная опасность у тебя под носом. Когда, скажи, Феликс в последний раз принимал роды? Я читал его биографию в Интернете. Как ты можешь доверять ему жизнь?!

– Меня он устраивает. Только не трудись объяснять, что ДНК может принадлежать неизвестно кому и так далее. Слышать этого не желаю.– Она отвернулась.

Сэм молча взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Ладно, объясню, чтобы ты понял,– сказала она.

Он кивнул с тревогой во взгляде.

Мэгги выглянула в ночь, и ее глаза затуманились воспоминаниями. Она, как двадцать лет назад, увидела толпу, окружившую их дом с криками: «Джонсоны, прочь из города!» Может, Сэму ее прошлая жизнь покажется мыльной оперой, но после такого появления со взломом и угрозами отстрелить Феликсу голову он все-таки заслужил право узнать хотя бы самое главное.

– Я родилась в Мэйконе, что в штате Джорджия… Приготовься: история – обрыдаешься.

– А что случилось?

– Мой отец был фермером на собственной земле общей площадью в двести шестьдесят акров. Все шло хорошо, пока не наступили три года засухи. Отец, как и прочие, попросил в банке ссуду, чтобы кое-как перебиться, но на нашу землю слишком многие зарились. Угадай, что было дальше?

– Ссуды не дали.

– Именно. Ферму отобрали в счет погашения долгов, и мы двинулись на север вместе с такими же неимущими беженцами. Представь: бывшему землевладельцу пришлось таскать чужой хлам. Отец угас за три года, да и мама пережила его ненамного.

– Сколько тебе было?

– Пятнадцать.

Сэм вытянул ноги и откинулся на спинку дивана.

– Значит, ты осталась в Нью-Йорке одна?

– Да.

– Как люди живут после такого горя?

– Сказать, как мне удалось выжить?

– Ну и как же?

– Милостью Божьей. Если бы не Он да подруга Шармина и баптистская церковь на Сто тридцать первой, меня бы уже не было.

Сэм кивнул.

– Что ты пытаешься мне внушить, Мэгги?

– То, что я выбиралась из таких бед, о которых ты и понятия не имеешь. Я чту твою заботу, Сэм Даффи,– правда, чту,– но опекать меня не нужно. Я не мимоза какая-нибудь.

– Думаешь, я брошу тебя одну, зная, что ты задумала?

– Моя жизнь обещана Господу. Он помогал мне раньше, поможет и сейчас.

– Вот, значит, как? Ты поэтому девственница? Поэтому связалась с Феликсом Росси?

Мэгги глянула на него и опустила глаза. Врать она не умела и учиться не собиралась, особенно перед тем, кто пришел ей на выручку.

– В этом я себя убеждаю. Иногда даже верю. Но знаешь, кто я на самом деле?

– Кто?

Ее глаза заблестели от слез.

– Просто старая дева.

Сэм замотал головой.

– А вот и да. Старая, да еще и страшная в придачу.

– Мэгги, тебе разве не тридцать с небольшим?

– Тридцать пять.

– И ничего ты не старая и не страшная. Взять хоть глаза. Ты когда-нибудь в них заглядывала?

– Если судить по одним глазам, то, может, и ничего, но от остального-то не убежишь – лицо никакое, волосы короткие, ноги тощие, зад большой… Я не слепая, Сэм. Никто не примет меня, скажем, за Аделину.

– К черту ее!

– За ней парни толпами ходят, это точно. Помнишь мою шляпку от Грэма Смита? Когда ее надела Аделина, я поняла, для кого она сшита!

– Так вот почему ты расстроилась… Мэгги, не говори так! Хватит себя принижать.

– Говорю же, ты меня не знаешь.

– Уверена? Помнишь, я рассказывал тебе о том, как был матросом?

– И что? – Она подняла голову.

– Смотри, чем меня наградила одна девка с Тайваня.– Он показал на шрам поперек шеи.

– А,– отозвалась Мэгги, стараясь не делать оскорбленное лицо.

– Кого я знаю – так это женщин. И практически всех мужчин. Теперь обо мне. Я, как ты всегда говорила, хам и грязный тип. Я люблю грубый секс, падок до норовистых шлюх. – Он рассмеялся. – По правде говоря, я на днях встретил свою копию в юбке. Наверное, свидеться нам уже не удастся. Она такая же сорвиголова, как я. Кстати, вот еще одна моя дурная привычка – не могу удержаться, чтобы не покуролесить в доках, хотя бы пару раз в год. Ничего не поделаешь.

Мэгги представила себе женскую копию Сэма, и на сердце ее легла тяжесть.

– Думаю, ты мог бы не ходить туда, если бы захотел.

– Слушай, я знаю людей вдоль и поперек, от трущоб до пентхаусов, и порой разница невелика. И вот что я скажу тебе, Мэгги Кларисса Джонсон…

Она улыбнулась.

– Ты запомнил мое второе имя!

– Я знаю, кто ты.

Она подозрительно взглянула на него.

– Ну и кто же?

– Такой же крепкий орешек, как та тайваньская шлюха. Только у нее не было твоего доброго сердца. И твоей смекалки. Да и мужества у тебя в тысячу раз больше. Никакая Аделина тебе в подметки не годится. Ты красива на свой собственный лад. Ты все вокруг замечаешь. С тобой я всегда готов посмеяться. Ты… Я покажу тебе, какая ты на самом деле.

Сэм Даффи перестал запинаться и сгреб Мэгги в объятия – так быстро, что у нее не было шанса отбиться,– а потом взял в ладони ее лицо и поцеловал.