Новый стон хныкавшего в темноте цикламена заставил Джима шевельнуться.

Стоны сразу прекратились, а затем после секундного молчания послышался хриплый, но полный надежды голос Пятьсот Четырнадцатого:

– Адмирал, ты таки жив еще?

– Нет еще, – ответил Джим, осторожно щупая в темноте рукой.

Ему показалось, что танк находится в непривычном положении.

– Да на боку мы, – верно угадав мысли Кэша, подсказал Пятьсот Четырнадцатый и тут же затараторил: – Но это ничего не значит, приятель, угол небольшой, всего тридцать семь градусов. Если гусеницу назад подать, встанем на ноги! Давай, адмирал, поднимайся! Сматываться надо, а то снаружи Герман ходит и гасит всех, гасит, сволочь. Пока ветра нет, дружище. – Голос цикламона заметно дрожал и прерывался. – В пыли он не особенно видит, а если ветерок подует – кранты нам будут с веревками!

– Двигатель исправен? – спросил Джим.

– Все исправно, родной, все исправно, – снова зачастил цикламон. – Нужно только сва-ли-вать.

– Что со светом?

– Свет – ерунда. На потолке есть такая пимпочка аварийная. Нажми на нее, и батарейки включатся. На полчаса хватит, а больше нам не нужно… У нас танк, знаешь, какой – помчимся, как ветер, только нас и видели. И никакого позору, уверяю тебя, ведь мы уже, считай, приняли смерть героическую. Мы теперь до конца дней в бронзе отлиты и пенсию получать будем как увечные ветераны. Заживем, как люди, мне наконец майора дадут, а то я в капитанах уже две кампании хожу…

Пятьсот Четырнадцатый замолчал, но Джим слышал его частое дыхание.

«Болтливая птица», – подумал он и, найдя «аварийную пимпочку», надавил на нее.

Синеватый свет залил скособоченную кабину, и Джим поморщился от его нестерпимой яркости.

– Отлично выглядишь, адмирал, – заискивающим тоном произнес цикламон и щелкнул клювом. – Давай запускай турбины, и уходим отсюда, пока есть шанс.

Кэш провел по лицу рукой и обнаружил, что оно все в крови. Быстро вытерев ее рукавом, он дернул уже знакомую ему веревку, и турбины заработали с легком цокотом, так, будто ничего не произошло.

– Отлично! – воскликнул Пятьсот Четырнадцатый. Он забил по решетке крыльями и даже стал нервно напевать: – Мы воль-ные пти-цы, пора, брат, пора… Туда, где за морем… Теперь плавненько, джойстик назад, до первого щелчка…

– Откуда ты все знаешь? – удивился Джим, тем не менее в точности выполняя рекомендации Пятьсот Четырнадцатого.

– Боевой опыт, дружище.

Повинуясь управлению, танк дернулся, словно ему приснился кошмар, затем провернул одну гусеницу и, качнувшись, с грохотом встал на обе.

– Давай по газам! По газам! – начал кричать цикламон.

Однако Джим для начала посмотрел в окуляр, где увидел только пыль и искрящиеся куски разорванных корпусов.

– Радио не работает? – спросил он.

– Отрубилось твое радио, вместе с проводами. Уходим, командир, прошу тебя как боевого друга!

– Соедини меня с Лу, тогда поедем.

– Я тебе не верю, – четко произнес цикламон, и в его голосе послышалось упрямство. – Хочешь сдохнуть – на здоровье, но меня-то, существо несчастное, зачем губить?

– Ты же офицер, Пятьсот Четырнадцатый. Ты должен выполнить свой долг.

– Да плевал я на вашу присягу! Ничего не буду передавать. Ничего! Умру молча.

Снаружи раздался треск нового разряда. Джим представил, как, словно клопы, в дыму пятятся ослепленные машины, а Железный Герман ходит, низко нагибаясь, а затем разносит бедняг в мелкие искры.

– Хорошо, ты сам выбрал. Умрешь молча.

С этими словами Джим достал с полки пистолет и, демонстративно громко взведя курок, приставил оружие к маленькой птичьей голове.

– Связывай меня с адмиралом Эрвилем, или снесу башку! – с мрачной решительностью произнес он.

– Там патронов нету, – нагло заявила птица.

– Может, и нету, – спокойно согласился Джим. – Но сейчас мы это проверим.

Его палец твердо лег на курок, и цикламон громко взвыл:

– Ладно-ладно, твоя взяла! Только и видел в жизни, что насилие над личностью и сухой военный устав. А я, может, тоже жить хочу полной жизнью, а мне вон уже две кампании майора не дают, хотя я и в танке горел, а ты… Эх, да что говорить! Хоть бы раз клетку вычистили, сатрапы!

– Все будет, но сейчас соедини меня с Эрвилем.

Цикламон вздохнул, прикрыл глаза и через секунду был готов к использованию. Джим это понял по отмашке крыла, которым Пятьсот Четырнадцатый просигнализировал о контакте.

– Лу, твоя машина на ходу? Ты не ранен? – задал вопрос Джим, чувствуя некоторую неловкость от такого способа связи.

– Все нормально, Джимми! Я тут забился в большую воронку и ничего не могу разглядеть! Эта штука ходит где-то совсем рядом! Слушай, у меня в кабине туба валяется заряженная. Может, попробовать выбраться и пальнуть в него?

– У тебя есть туба с огненной начинкой?! – обрадовался Джим.

Он еще не знал, как и что следует сделать, однако в голове сам собой стал складываться план.

– Да, Джимми, и я разобрался, как ею пользоваться! Ну так что, я выбираюсь?

– Нет, сиди в своей воронке и жди дальнейших указаний…

Поняв, что адмирал закончил связь, Пятьсот Четырнадцатый приоткрыл глаза и вопросительно на него посмотрел.

– Слушай, – восхитился Кэш, – ты же полностью сымитировал его голос и интонацию… Феноменально!

– Это моя работа, сэр, – скромно заметил цикламон, но было видно, что похвала ему приятна.

– Молодец! Теперь давай на общей волне – приказ для всех!

Цикламон моментально настроился, и Джим начал передачу.

– Внимание! Общий приказ! Всем отступать назад. Я понимаю, что выполнение подобного приказа вы считаете невозможным, но это не бегство – это военная хитрость! Мы победим врага, да здравствует император!

Цикламон в точности повторил сообщение, а после последней фразы от себя надудел полкуплета из «Славен будь наш государь…».

В это время где-то рядом снова раздался треск разряда, и тяжелые шаги Железного Германа заставили содрогнуться землю.

Припудренные песком и копотью, подраненные машины, словно измученные жуки, выползали из пыльной завесы, а Железный Герман следовал за ними и, торжествуя, продолжал уничтожать отступавшего врага. Императорские танки гибли, осыпая землю искрящимися кусками металла, однако они делали свое дело и отвлекали внимание чудовищного монстра.

Между тем по флангам, с обеих сторон от военного феномена, крались танки адмиралов Джима и Эрвиля.