«Слово и дело» – клич, придуманный еще опричниками. Любой человек мог выкрикнуть «слово и дело», указывая пальцем на преступника – истинного или придуманного. Следственная машина тут же включалась в действие. В мое время громыхали такими понятиями, как «враг народа», и если учесть, что сталинские следователи никогда не ошибались, то Преображенский приказ был по-своему справедлив. Если вина взятого по доносу не была доказана, то «допросу с пристрастием», то есть пытке, подвергали самого доносителя. Преображенский приказ был упразднен Петром II в 1729 году, честь и хвала мальчику-царю! Но пришла сильная власть в лице Анны Иоанновны, и сыскная контора опять заработала, как хорошо смазанный механизм. Это случилось в 1731 году; называлась она теперь «Канцелярия тайных розыскных дел». Неприметный одноэтажный особнячок, восемь окон по фасаду; в ведении канцелярии находились также казематы и служебные помещения. Заведовал этим хозяйством известный на весь Петербург Андрей Иванович Ушаков.

Карьеру Ушаков начал еще при Петре I на должности тайного фискала, работал честно, потом стал сенатором, а потом возглавил вышеупомянутую канцелярию. Во времена Анны Иоанновны (расцвет сыскных дел) в Тайной работало тринадцать человек. Фактически руководил всеми делами секретарь-регистратор (заместитель Ушакова), далее шли протоколист, регистратор и актуариус, затем секретари, канцеляристы, подканцеляристы и копиисты. Отдельно существовал воинский наряд числом десять человек. Количество осведомителей неизвестно, но думаю, что их было, как всегда, много. Для особо важных дел в помощь Тайной канцелярии учреждали особые комиссии. Так было при суде над Бироном, Остерманом, Минихом и прочими, при «Бабьем заговоре» и т. д. В случае необходимости Тайная канцелярия посылала своих агентов в другие города. В Москве находился постоянно действующий филиал Тайной.

Ушаков трудился на ниве сыска шестнадцать лет. Обыватели боялись его панически, его именем пугали детей: страшный старик! Так оно и было: он начал заведовать Тайной канцелярией в шестьдесят без малого лет. Бантыш-Каменский писал о нем: «Управляя Тайной канцелярией, он производил жесточайшие истязания, но в обществе отличался очаровательным обхождением и владел особым даром выведывать образ мыслей собеседника». Все это правда. Ушаков не был садистом, чрезмерная его жестокость не была вызвана ненавистью к преступникам. Он просто честно делал свое дело, он был добросовестен и бесстрастен. Самый отвратительный вид служаки!

Возраст есть возраст, Ушаков подумывал о замене. Преемником его стал Александр Иванович Шувалов, не сразу, разумеется, вначале входил в дело, учился на допросах и подле дыбы, а потом принял присягу и «вошел во владение». Присягу Шувалов дал в домовой церкви Ушакова, словно дело о замещении главы Тайной канцелярии было семейным. Это случилось в 1746 году, Александру Шувалову было тридцать шесть лет.

Это была идея Бестужева – совместить в одном лице две должности – главы Тайной канцелярии и гофмаршала молодого двора: Александр Иванович по чину должен был наблюдать за молодыми супругами, отслеживать каждый шаг великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны. Екатерина его ненавидела. Вот какую характеристику дает она Шувалову в своих «Записках»: «Александр Шувалов, не сам по себе, а по должности, которую занимал, был грозою всего двора, города и всей Империи; он был начальником инквизиционного суда, который звали тогда Тайной канцелярией. Его занятие вызвало, как говорили, у него род судорожного движения, которое делалось у него на всей правой стороне лица, от глаза до подбородка, всякий раз, как он был взволнован радостью, гневом, страхом или боязнью». Еще Екатерина называет его человеком нерешительным, мелочным, скупым, неумным, скучным и пошлым.

Жена Александра Ивановича – Екатерина Ивановна Шувалова (в девичестве Кюстюрина, рода незнатного) – тоже была в штате молодого двора. Маленького роста, худая, застенчивая женщина, она, в отличие от многих, совсем не боялась своего грозного мужа. У нее была странная привычка – вдруг впадать в глубокую задумчивость, застывая на месте. Это могло произойти и на маскараде, и на прогулке. Великая княгиня подтрунивала над Екатериной Ивановной и прозвала ее «Соляной столб». В общем, совершенно безобидная была дама. При дворе, опять же с подачи Екатерины, сплетничали, что мадам Тайная канцелярия не в меру бережлива, нижние юбки зауживает, тратя на них на одно полотнище меньше, на манжеты экономит кружева и одевается ужасно.

Без харизмы были супруги, что и говорить. Во мнениях своих Александр Иванович Шувалов очень зависел от младшего брата Петра Ивановича. Но, руководя страшным органом – Тайной канцелярией, – он не испытывал истового рвения к работе, не был «первым учеником», уже за это ему спасибо. И нервный тик на лице от глаза до подбородка появился, явно сообщая публике, что и у этого человека есть нервы. При нем Тайная канцелярия как бы «усыхала». Выписки из дел, реляции, сами опросные листы стали меньше по объему и скупее по содержанию, вдохновение ушло в песок. Клятва Елизаветы «не казнить смертию» не была вписана в закон, но соблюдалась неукоснительно. Ушаков велел пытать в том случае, если не прорисовывалась ясная картина преступления, а так было почти всегда. Шувалов же отказывался признать, что зашел в тупик и пора вспомнить о дыбе, он искал новых свидетелей, устраивал очные ставки, снова и снова перечитывал опросные листы. Для допроса с пристрастием требовалось личное распоряжение Шувалова, а он давал его очень неохотно.

Естественно, что дел, связанных с такими значительными личностями, как Лесток, было очень мало. Чаще всего приходилось заниматься сущей мелюзгой. Главное было решить, «важное» это дело и стоило ли им вообще заниматься. Например, на рынке две торговки подрались из-за непроданного гуся, и одна из торговок написала донос. Здесь канцелярист должен решить – важное ли сие дело или нет. Если просто подрались, хоть до крови, хоть с членовредительством, это дело «неважное», то есть не для Тайной канцелярии, но если одна из торговок «изблевала речи, поносившие государыню или трон русский», то это «наше», берем и заводим дело. Запрещенные в государстве дуэли тоже рассматривались Тайной канцелярией. Обвиненного в волшебстве священника судил Синод, но если в его тетрадях с зельями и заклятиями находили что-то «противу двух первых пунктов», то работа предстояла ведомству Шувалова.

Об одном из таких дел рассказывает в своих «Записках» Екатерина II. В поисках куда-то затерявшейся мантильи государыни камерфрау заглянула под подушки в ее кровати. Мантильи не нашла, но под матрасом обнаружила бумагу, в которой были намотанные на какие-то коренья волосы. Елизавета панически боялась колдовства. Все ужасно перепугались, стали обсуждать происшедшее. Заподозрили в «чарах» любимую императрицей Анну Домашевную, жену камердинера Елизаветы. Весь клан Шуваловых недолюбливал эту женщину из-за слишком большого доверия к ней императрицы. За расследование взялась Тайная канцелярия. Арестовали и саму виновницу, и ее мужа камердинера, и двух сыновей от первого брака. Дело вел сам Александр Шувалов. Муж после ареста перерезал себе бритвой горло, Анна Домашевная после многих допросов во всем повинилась, только причина ее поступка была другая – она хотела сохранить любовь императрицы к себе и потому прибегла к чарам. И саму Анну, и сыновей ее сослали.