– Она была моей женой, мам. Хоть и недолго. Тебе я, правда, об этом не рассказывал.

Мама приоткрывает рот, да так и остается стоять, разглядывая меня с нескрываемым шоком. Вроде как бледнеет даже, заставляя меня всерьез запереживать за ее здоровье. Может, не стоило огорошивать так сразу? Это в любом случае давнее прошлое, что бы ни учудила Альбина теперь. Вернуться бывшей в свою жизнь я не позволю.

– Неожиданно, сын, прямо скажем, – наконец, слышу ответ. – И почему же ты решил рассказать об этом именно сейчас?

Если бы я решил… Будь моя воля, вообще не стал бы делиться. Вздыхаю и коротко рассказываю матери о неожиданном визите бывшей жены. О ее идиотской выходке и Машином побеге.

Не знаю, какой реакции жду, но после признания становится немного легче. Правда, совсем ненадолго. До тех пор, пока мать не поджимает губы, произнося своим привычным нравоучительным тоном:

– И зачем тебе нужна такая неуравновешенная особа? Вместо того, чтобы остаться и разобраться во всем, сбегает, как нашкодивший ребенок. Говорю же, она не готова к серьезным отношениям. Тебе лучше найти нормальную, покладистую девушку…

Я сам себе сейчас напоминаю быка, который реагирует на вывешенную перед ним красную тряпку. Уважаю маму и люблю, но даже ей не позволю говорить подобные вещи.

– Мне не нужна нормальная. И покладистая тоже. И никакая другая, кроме Маши. Понимаешь? – повышаю голос, забывая, что уже поздно. И не сразу осознаю, что происходит. Почему хлопает дверь в дальней комнате, если единственный обитатель квартиры – моя мать – находится сейчас рядом со мной. Только чувствую, как мне в плечо врезается что-то тяжелое, прошибая неожиданной болью.

Мама реагирует быстрее, с непривычной для нее проворностью подхватывая с пола увесистый томик и вскидывая брови в праведном гневе. А в следующее мгновенье я чувствую, как, несмотря на боль, на меня накатывает облегчение. Потому что в дверном проеме, ведущем в спальню, вижу Машу.

– Мария, это недопустимо! – голос матери поднимается на октаву. – Кидаться книгами, еще и Достоевским! Какой моветон! Не ожидала от тебя ничего подобного!

Она склоняется за книгой, продолжая причитать, а я изо всех сил стараюсь не рассмеяться. Особенно видя, что от возмущения кипит не только мама: моя мышка тоже в ярости. Но она здесь и в безопасности, а со всем остальным мы разберемся.

– О да, ужасно, я согласен с тобой. Федор Михайлович и представить не мог, что с ним будут обходиться так непочтительно.

– Не вижу ничего смешного, Алексей! – распрямляется мать, сверля меня суровым взглядом. Книгу же она обнимает так бережно, будто ребенка в руках держит. Знала бы о наших новостях, наверняка и думать забыла бы о своей любви к литературе. Ну, ничего, ей объяснить все еще будет время, а пока у меня есть более важные дела.

Шагаю к девушке, и до нее, видимо, только теперь доходит, что она попалась. Теперь-то уж точно, больше не сбежит, не отпущу никуда.

Маша бросается обратно в комнату, пытаясь захлопнуть дверь перед моим носом, но мне даже не надо прилагать усилий, чтобы этому воспрепятствовать: силы слишком неравны. Захожу в спальню следом, а уже за собой закрываю дверь. Сейчас не нужны лишние уши, даже уши родной матери, это касается только нас двоих.

Тяну к себе упирающуюся девушку, сгребая в объятья. Она, естественно, всеми силами пытается отбиться.

– Пусти сейчас же! Видеть тебя не хочу!

Злая, взъерошенная, как маленький дикий зверек, того и гляди укусит. А меня прямо-таки распирает от счастья, что с ней ничего не случилось, и что неожиданный кошмар этой ночи наконец-то подошел к концу.

– Малыш, послушай меня.

– Не хочу ничего слушать! Убирайся! – шипит она в ответ, продолжая отбиваться.

Целую растрепанные волосы на макушке, виски, щеки. Холодные и соленые. Плакала. Мысленно снова посылаю Альбину ко всем чертям и теснее прижимаю девушку к себе.

– Маш, ты же знаешь, что я никуда не уйду.

Она снова дергается, взмахивает рукой, пытаясь ударить меня по щеке. Мажет ладошкой, но от этого ей куда больнее, чем мне. Перехватываю тонкое запястье, прижимая к губам.

– Давай ругаться и драться ты будешь потом. Если захочешь. А сейчас просто выслушаешь меня.

Маша мотает головой. Конечно, это была бы не она, если бы согласилась так быстро. Да и сам я на ее месте неизвестно, как поступил бы. Столько свалилась на мою девочку, а она еще пытается держаться.

– Не хочешь слушать, тогда посмотри, – вытаскиваю паспорт, раскрывая на злополучной странице. Девушка тут же в испуге жмурится.

Усаживаюсь в кресло, притягивая ее к себе на колени. Сердце снова бьется от какой-то сумасшедшей радости. Маша пытается со мной воевать, но при этом невозможно не заметить, что все равно тянется ко мне. И в обиженных, покрасневших от слез глазах все равно таится такая любовь, которую я не помню в своей жизни. И от которой чуть ли не петь хочется. Не заслужил ничем, а она все равно моя, рядом, самая дорогая девочка.

Сую ей под нос развернутый паспорт, так что отвернуться уже нельзя. Она шумно выдыхает и шмыгает носом.

– Я это уже видела! Как ты мог ничего не сказать!

– Точно видела? Все до конца посмотрела? – убираю ладонь со страницы, открывая печать о разводе.

Она смотрит несколько секунд, потом в ошеломлении поднимает на меня глаза.

– Как это? Я ничего не понимаю…

Пересохшие губы дрожат, и я не выдерживаю: накрываю их своими, медленно и осторожно, будто пробуя на вкус. И от этого родного, любимого вкуса едва не кружится голова. Не говорить хочется, а вот так целовать и целовать, каждую клеточку на теле, пока не расслабится, не перестанет переживать, пока не сотрется из памяти все, что случилось. Но я не могу себе этого позволить: надо все объяснить, раз и навсегда закончить с этой дурацкой ситуацией.

– Машунь, я действительно был женат. Целую неделю. Но это было очень давно.

– Как неделю? – растерянно переспрашивает девушка.

Я пожимаю плечами. Сейчас вся эта история из прошлого кажется нелепым сном.

– Мы с Альбиной вместе учились на первом курсе. Однажды на вечеринке играли в какую-то идиотскую игру, что-то вроде фантов, я уже и не помню точно. Оказались с ней в паре, и нам выпала свадьба. Все развеселились, начали спорить, что мы на такое не решимся. Молодые были, глупые и не очень трезвые. Ну и ты понимаешь, что случается, когда пытаются взять на «слабо». Захотелось что-то кому-то доказать. На следующий день мы с Альбиной сложили наши нищенские стипендии и отдали их за то, чтобы нас зарегистрировали. До сих пор не понимаю, почему та женщина в браке пошла нам навстречу, это же реально были копейки. Наверно, решила, что мы – романтичные влюбленные, которых обязательно надо осчастливить.

Маша слушает, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. И осторожно спрашивает: