— Да, вы правы. — Она осторожно дотронулась до шрама. — Мне станет легче, когда не будет швов.

— Доктор Рид уверен, что после того как отрастут волосы, шрам не будет заметен, — сказал он, словно прочитал ее мысли. — Не тревожьтесь об этом.

Сорча, извиваясь, высвободилась из рук Эсме, сползла с ее колен и, ковыляя, направилась по ковру к отцу, держа в одной руке куклу, а в другой — кукольную рубашечку. Но почти у цели своего путешествия споткнулась и полетела на пол.

В одно мгновение Аласдэр подхватил ее.

— Осторожнее, озорница!

Он посадил малышку к себе на колено, сделал строгое лицо и мягко пожурил ее, сказав, что в гостиной не надо бегать. Сорча слушала, глядя в лицо своего отца светло-голубыми, как льдинки, глазами, все еще сжимая в руке полураздетую куклу. Эсме пришло в голову, что реакция Аласдэра — не говоря уже о ее быстроте — сделалась подсознательной. Так ведут себя отцы. Он стал отцом, и это проявлялось во множестве мелочей.

Ей больше не нужно так сильно тревожиться о Сорче. Гораздо больше ей следует беспокоиться о самой себе, о своем бедном сердце.

Пожурив малышку, Аласдэр провел рукой по ее волосам, откинув их со лба. Сорча повернулась и вручила ему куклу.

— Сними, — скомандовала она. — Сними это.

— Вот маленькая упрямица, — сказал он, осторожно снимая крошечную туфельку.

Сорча издала восторженный вопль и слезла с его колена. Схватив куклу вместе с ее одеждой, она пошла к тому месту, где под окнами леди Таттон устроила уголок для игр. Девочка сбросила крышку с большой плетеной корзинки и начала выбрасывать из нее на ковер игрушки.

— Она чувствует себя здесь как дома, — заметил Аласдэр.

— Ну, она никогда не встречала здесь незнакомых людей, — сказала Эсме.

Какое-то время они молча наблюдали за ней. После того как корзинка опустела, Сорча уселась на пол и стала играть.

Эсме заговорила, продолжая смотреть на Сорчу, но обращаясь к Аласдэру.

— Аласдэр, — тихо произнесла она, — зачем вы здесь? На какой-то миг ей показалось, что он не ответит.

Взглянув на него, она увидела в его глазах что-то похожее на вызов.

— Ваша тетя, несомненно, не одобрила бы этого, — наконец сказал он. — Но она мой ребенок, Эсме. Я имею право находиться с ней, где бы она ни была.

— Моей тети нет дома, — отвечала она. — И я спросила совсем не о том.

В его взгляде появилось что-то новое.

— Я хотел вручить вам кое-что, — сказал он, засовывая руку в карман брюк. Он вынул маленькую коробочку зеленого бархата и подал ей. Коробочка показалась ей знакомой. Эсме взяла ее.

— Откройте, — сказал он. — Пожалуйста.

Эсме с любопытством открыла. Внутри оказалась переливающаяся нитка отличного жемчуга. Она подняла ее за застежку и обомлела. Застежка была золотой, с изысканным орнаментом и инкрустирована шестью бриллиантами. Жемчужины были прекрасно подобраны и крупнее, чем те, которых она лишилась.

— Какая красота! — прошептала она. — Но я не могу принять от вас такой подарок.

— Это не подарок, — возразил он. — Это возмещение. Конечно, ничто не заменит вам того жемчуга, который оставила вам ваша мать, но это лучшее, что я смог раздобыть в спешке.

— Он очень хорош.

Аласдэр улыбнулся немного грустно.

— Я хотел вручить его вам, Эсме, на следующее утро после того случая. Но когда я вернулся домой от ювелира, там уже была леди Таттон, и все очень быстро покатилось к черту. Я не вспоминал о нем до тех пор… пока не увидел вас прошлым вечером. На шее у вас ничего не было, и я подумал… Впрочем, не важно. В любом случае жемчуг ваш. Эсме почувствовала, как горят ее щеки.

— О, я не могу! — настаивала она, закрывая коробочку и отодвигая ее от себя. — Благодарю вас. Но я совершенно уверена — тетя Ровена скажет, что это неприлично.

Его глаза сердито блеснули.

— А я совершенно уверен, что это не так. Возьмите его, Эсме. Пожалуйста. Я хочу, чтобы жемчуг был вашим. Кроме того, кто будет знать, что это не жемчуг вашей матери? Одна нить жемчуга похожа на другую.

Широко раскрыв глаза, она покачала головой.

— Я буду знать, — отвечала она. — И еще я знаю, что вы очень много заплатили за них. Жемчужины прекрасные и очень хорошо подобраны.

— И они ваши, — твердо сказал он.

Эсме положила коробочку к себе на колени.

— Тогда я оставлю их для Сорчи.

— Как хотите, — с неудовольствием сказал он.

— Аласдэр, пожалуйста, — откликнулась Эсме. — Давайте не будем ссориться.

Он сухо кивнул и снова стал смотреть на Сорчу, которая выкладывала из кубиков круг вокруг раздетой куклы.

Эсме снова открыла коробочку и уставилась на жемчужины, стараясь удержать слезы, от которых глазам стало горячо. Почему подарок заставил ее чувствовать себя несчастной? Тяжело лежал он на ее ладони, тяжело было на сердце. И это все, что их теперь будет связывать? Минуты напряженных встреч? Осторожные слова? Совместная забота о малышке, которая дорога обоим? Но этого так мало. Так мало.

Она закрыла коробочку и взяла себя в руки.

— Надеюсь, Уэллингз и остальные слуги в добром здравии?

— С ними все в порядке, — отвечал он.

— А что миссис Кросби? — продолжала она, и голос ее не дрогнул. — Надеюсь, она совсем оправилась?

Он не отрывал взгляда от Сорчи.

— Я не видел ее последние день-два, — отвечал он. — Но, кажется, она чувствует себя намного лучше. У нее хороший цвет лица. Она набирает вес.

— Рада слышать это, — искренне сказала она. — Я удивилась, увидев вас вчера у леди Грейвнел. Вам понравилось, как вы провели вечер?

— Не особенно, — ответил он. — А вам?

— Я нахожу, что леди Грейвнел очень гостеприимна, — сказала Эсме. — Я признательна ей за приглашение.

Он наконец перевел взгляд на нее. Глаза у него были холодными и непроницаемыми.

— Похоже, вас всюду приглашают, — заметил он. — Мне кажется, леди Таттон слишком торопится.

— Тетя действительно хочет, чтобы я больше бывала в обществе, — согласилась она. — Она хочет, чтобы я «повращалась», Бог знает, что она подразумевает под этим.

Он снова как-то странно улыбнулся.

— Я думаю, вы знаете, что это значит. Это значит, что она действительно намерена выдать вас замуж.

— Да, ведь именно этим занимаются в Лондоне? — холодно заметила Эсме. — Одно семейство оценивает другое, как на Таттерсоллз, а затем находят удачную партию.

Его глаза были полузакрыты, рот скривился в сардонической усмешке.

— Да, я слышал об этом, — отвечал он. — Но столь достойные джентльмены редко появляются в тех кругах, где я бываю. По крайней мере вы двое очень украсили это скучное время года в Мейфэре.