Бросив на пол у входа надоевший пакет с прессой, дохожу до окна и впускаю в комнату дневной свет. Внизу по улице Марата ползут редкие автомобили. Асфальт уже влажный, но дождь, словно кокетка, еще не решил – ливануть или немного поломаться.

Из-под свернутого коконом одеяла на одной из широких кроватей, той, что ближе к окну, слышится недовольный вздох.

– Просыпайся! – говорю я. – Три часа дня!

Вздох повторяется, потом тело на кровати шевелится.

– Куда ты ходила без меня? – спрашивает Иван, высунув нос из-под одеяла.

– В город. Устала торчать в гостинице.

– А если бы со мной что-то случилось без тебя?

– Ну… разве что ты бы подавился во сне подушкой…

– Ты злая, – говорит он, опять укрывшись с головой.

– Угу.

Я отодвигаю шторы и сажусь на широкий подоконник.

– Тебе что-нибудь снилось? – спрашиваю я.

Это пароль. Мы задаем этот вопрос друг другу каждое утро – и тщательно перемалываем и анализируем после любые обрывки сновидений, запомнившиеся с ночи. Мы солдаты удачи – выигравшие очередное сражение за пару лишних мгновений под этим солнцем.

– Нет. Почти ничего. То есть… ничего существенного. Снилось, что мама печет для меня блинчики.

– Хороший сон. Со сметаной?

– С вареньем.

Я подхожу к двери, поднимаю пакет и вываливаю на кровать Ивана гору только что купленных газет и журналов.

– На вот, почитай! Желтая пресса наконец-то нашла своего героя.

Сначала слышится недовольное ворчание, смысла которого я из-за разделяющего нас одеяла понять не могу, потом появляется рука, нащупывает первое попавшееся издание и утаскивает его. Иван какое-то время возится, потом все же откидывает с лица одеяло, щурится на свет и, глянув на меня красными по известной причине глазами, принимается читать.

Я заваливаюсь на кровать и щелкаю пультом от телевизора. Под потолком на противоположной стене оживает плазма.

Fashion TV. Унылые девицы, бледные как спирохеты или, наоборот, зажаренные до цвета свежей моркови, таскают по подиуму свои модельные задницы, затянутые в новомодные тряпки.

Спутниковый музыкальный канал. Игрушечные медведи из нового клипа Muse, увеличенные до размера Годзиллы, громят город.

Спортивный канал. Сумасшедшие люди, заключенные в тесные кабины гоночных болидов, несутся куда-то на запредельной скорости.

Еще один музыкальный канал. Три блондинки из попсовой группы хвастаются гламурными масками от свиного гриппа: на лице каждой – разноцветная тряпочка, расшитая китайскими драконами и украшенная стразами.

Телеканал для домохозяек. Улыбчивая, смутно знакомая холеная тетка, которая последние лет десять наверняка не держала в руках ни скалок, ни мисок, толстыми пальцами в дорогих перстнях неуклюже смешивает тесто для пельменей, закатав рукава дизайнерского платья.

Интересно, чем занимается мозг, когда мы смотрим телевизор?

Иван рядом со мной выдает смешок, бросает на пол прочитанную газету и раскрывает другую. Я продолжаю щелкать кнопками – хотя ничего, по сути, не поменяется, даже если бы я этого не делала.

Наконец, когда я успеваю досмотреть до конца сцену погони гепарда за несчастной антилопой (финал забега, словно профессиональная Шахерезада, скрывает рекламная пауза), Иван бросает на пол последнее из просмотренных изданий и весело хохочет.

– Знаешь, а моя близкая смерть пошла мне на пользу. Так много обо мне не писали еще никогда. Как говорится, вот так и приходит слава. Отличный промоушн для первого альбома! Да и тебе пиар смотри какой! Ой, быть тебе звездой. Машка, кстати, не теряется! Может, ей к Малахову податься, на «Пусть говорят»?

– Да в гробу я видела такой пиар!

– Тихо, тихо, не кипятись! Какова эпоха, таков и пиар.

Иван откидывает одеяло, садится на кровати, демонстрируя белоснежные плавки от Кельвина Кляйна, с удовольствием потягивается.

– Так! Я в душ, бреюсь, и мы идем обедать.

– А потом?

– А потом – последний акт трагикомедии под названием «Мнимая смерть Ивана Сереброва». Где, как ты думаешь, можно найти приключения на собственную задницу в Питере?

– Везде!

– Отлично! Тогда я могу себя никак не ограничивать территориально. Итак, вперед, в погоню за старушкой с косой. Как ты говоришь, такого оборота событий она не ожидает? Ха-ха!

Иван в одних трусах выпрыгивают на середину комнаты и громогласно объявляет:

– Дамы и господа! Представляем вашему вниманию третью часть Марлезонского балета!

Интересно, третья часть – это уже финал, или наш балет больше похож на бесконечную мыльную оперу?

Иван между тем, ничуть не стесняясь, подходит к ванной, потом замирает на мгновение и спрашивает, распахнув дверь:

– Спинку потрешь?

– Ты уже взрослый мальчик, так что… как-нибудь сам.

Мы так срослись за последние дни, что, думаю, с легкостью могли бы давить друг у друга чирьи на заднице – безо всяких задних мыслей, простите за каламбур.

– Ладно, ладно, я понял. Хранишь верность Паше. Хвалю! – продолжает веселиться Иван. – Но если что, потом не говори, что я тебе не предлагал!

И он захлопывает дверь.

На экране запыхавшийся гепард провожает разочарованным взглядом унесшуюся в пыльные дали антилопу.

Я переключаю канал.

С экрана на меня смотрит Иван.

То есть технически он смотрит не на меня, а на невидимого журналиста за кадром. Но в первое мгновение мне кажется, что на меня. Я делаю звук погромче.

– …великий артист. Мы все выросли из его блестящих перчаток, лунной походки и концертных френчей. Он – это целая эпоха, мы муравьи по сравнению с ним.

Позади Ивана шумит какая-то вечеринка. Он одет в светло-серую футболку с перекрещенными на груди кольтами – вещь, в которой я видела его несколько раз в самом начале нашего знакомства. Видимо, это довольно старое интервью, еще тех времен, когда все звезды в унисон скорбели по кончине Майкла Джексона.

Далее следует перебивка из модно раздетых девиц, томно тянущих коктейли через трубочки у бара.

– Несомненно, одно из моих самых больших желаний, – снова появляется в кадре лицо Ивана, – стать таким же известным артистом, как Майкл. За это и умереть не жалко.

Дзынь!

В моей голове загорается красная лампочка.

Насколько сильно он мечтал тогда стать таким же знаменитым, как Майкл Джексон? Это было желание на десять по шкале из десяти? Желание на грани одержимости? Мечта на грани истерии?

Я встаю с кровати и стучусь в ванную. По ту сторону льется вода, Иван, кажется, что-то напевает. Я барабаню в дверь. Шум воды становится тише, и через пару секунд на пороге появляется мокрый Иван, прикрытый полотенцем.