На следующий день он пришел ко мне. Из-за густого тумана я смог увидеть его тогда, когда юноша оказался почти у самой двери. Он выглядел более или менее не­вредимым. Волосы взлохмачены, глаза распухли. Он по-прежнему был одет как страховой агент. Никогда еще остров не видел столь неподходящего наряда. Если бы у меня оставалась хоть капля чувства юмора, я бы рас­смеялся. На белой рубашке недоставало пуговиц. Чер­ный пиджак и брюки помяты и разорваны в борьбе. Уз­кий галстук болтался петлей на его шее. Одно из стекол очков треснуло и казалось подернутым паутиной. Бо­тинки заляпаны грязью. За одну ночь юноша из мелко­го буржуа превратился в бездомного парию. В правой руке он сжимал еще дымящийся револьвер. Как это ни парадоксально, но оружие делало его фигуру еще более хрупкой, возможно, из-за своих ничтожных размеров. Молодой человек подбежал ко мне из тумана:

– Слава тебе Господи! Господин Кафф, я уже думал, что мне никогда не доведется увидеть людей.

Мне не хотелось ему отвечать, для меня он был лишь привидением из крови и плоти. Пока я рыскал в его сун­дуках в доме метеоролога, он ходил за мной, как соба­чонка. Есть люди, которые становятся не в меру разговорчивыми, побывав на краю пропасти. Юноша гово­рил не переставая, но я его совсем не слушал. Два ящи­ка с боеприпасами оказались под большими мешками с фасолью. По форме они напоминали маленькие гро­бы. Я вскрыл первый из них железным ломиком, и на­ступила тишина, словно мы нашли святые мощи. Мои руки перебирали патроны.

– О Господи! Это правда, – сказал он, становясь рядом со мной на колени. – Наверняка во втором ящике лежит винтовка. Устав обязывает метеорологов международ­ной службы иметь оружие. Вчера вечером я об этом не вспомнил, но, к счастью, у меня был при себе этот револьвер, которым я защищался от содомитов на кораб­ле. Кто бы мог подумать, что этот остров – обитель дья­вола?

– Никто не может знать, куда занесет его судьба. По­этому никогда не мешает проверить, что в твоем бага­же, – поучительно заключил я.

– Принимаю к сведению. Вы с толком использовали свой багаж. – И робким голоском добавил: – В против­ном случае вам бы не удалось выжить.

Он был прав. Несмотря на это, в его словах мне по­слышалось неясное оскорбление. Я не спускал глаз с бронзовых гильз, перебирая их пальцами.

– Теперь вам тоже следует с пользой употребить свой. Я со своей стороны с радостью уступлю вам половину острова. У вас два ящика патронов. Вы наверняка с удо­вольствием уступите мне один из них.

Юноша заморгал, ничего не понимая, потом встал и ногой захлопнул крышку ящика, едва не прищемив мне пальцы.

– Вы хотите унести патроны на маяк? Что вы такое го­ворите? На маяк вы должны взять меня!

Тон его голоса изменился. Я впервые удостоил его взглядом. Юноша был из породы тех людей, которые и перед смертью не теряют надежды.

– Вам этого не понять, – сказал я. – Здесь все не так ясно.

– В этом у меня уже была возможность убедиться! Глубины этих мутных вод кишат двуногими акулами!

– Так я и думал, вы меня не понимаете.

Я схватил его за шиворот и выволок на берег. У меня было не слишком много сил, но юноша пребывал в крайней растерянности, а мои мускулы прошли хоро­шую тренировку. Я обхватил его голову обеими руками и повернул в сторону моря.

– Глядите, – зарычал я. – Сегодня ночью они на вас напали, правда? Теперь смотрите внимательно: перед ва­ми океан. Что вы видите?

Он застонал, упал на песок, как сломанная кукла, и разрыдался. Я мог себе представить, что он видел но­чью. Конечно, мог. Если бы он был из тех людей, кото­рые способны разглядеть то, что скрыто от глаз, он бы не очутился на острове. Ледяной ветер унес туман. Солнце стояло ниже, чем я думал. Юноша перестал пла­кать:

– Я ничего не понимаю с тех пор, как оказался на этом острове. Но дело в том, что я не хочу здесь уме­реть. – Он сжал кулаки. – Не желаю.

– Тогда убирайтесь отсюда, – ответил я. – Этот маяк – лишь мираж. Внутри него вы не будете в безопасности. Не заходите туда. Убирайтесь отсюда, отправляйтесь домой.

– Убираться? Как же мне отсюда выбраться? – он раз­вел руками. – Посмотрите вокруг! Где вы видите ко­рабль? Мы на самом краю земли.

– Не верьте маяку, – настаивал я. – Люди, которые приезжают на этот остров, потеряли веру и цепляются за миражи. Но миражи недостижимы. – Мой голос дро­гнул. – Если бы вы действительно могли верить, то по­шли бы по воде и вернулись туда, откуда пришли.

– Вы что, смеетесь надо мной? Или я говорю с су­масшедшим?

– После ночи, проведенной здесь, вы все еще думаете, что я свихнулся? – Кости у меня ныли. – Я устал.

Он посмотрел на меня в полном недоумении. Я про­изнес эти слова, как медиум; внутренние цепи не позво­ляли мне верить в то, что произносили губы. К моему крайнему удивлению, в его глазах зажегся провидчес­кий огонь. Юноша не мигал. Он выпрямился в порыве дикой энергии и скинул башмаки. Потом резкими дви­жениями закатал брюки и снял пиджак и свои смешные очки.

Он и вправду пошел к воде. Не сомневаясь, не разду­мывая. Я смотрел в спину этого молодого и такого ре­шительного юноши, и в моем сердце зародилась надеж­да. Он замер на неясной границе между морем и сушей. Волна, более сильная, чем другие, лизнула его ступни; и я сам вздрогнул от холода, который передался мне по каким-то невидимым проводам. Я засомневался. А что, если у него получится?

Винтовка выпала у меня из рук. Я не верил своим гла­зам. Он действительно шел по морю: делал шаг, затем другой, и вода расстилалась у него под ногами жидким ковром. Он уходил, отрицая маяк и предрассудки, на ко­торых зиждилась наша борьба. Ему открывалась истина, что с миражами не стоит вступать в спор, надо просто не обращать на них внимания. Он разрушал все страсти и извращения, потому что отвергал их с самого начала. Еще несколько шагов – и страшный сон развеется.

Он в негодовании обернулся ко мне.

– Что за глупость я делаю? – закричал он, широко рас­крывая руки. – Вы что, вообразили, что я Христос?

И юноша пошел обратно. Когда он оказался на бере­гу, в нем проснулся воинственный дух. Он хотел сра­жаться до последнего вздоха. Он говорил об «акулхомах», предлагал отравить воды мышьяком, окружить берега острова сетями, полными битых ракушек с ост­рыми, как ножи, краями, придумывал тысячи смертоносных планов. Я подошел к воде. На глубине двух сан­тиметров можно было разглядеть плоские камни, по ко­торым он только что шагал.

Я сел на берегу и обнял свою винтовку, как ребенка. Потом стал запрокидываться назад, пока спина не кос­нулась песчаного матраса. Решительно, в этом мире не существует никаких неожиданностей, все предсказуемо. Я задал себе один из тех вопросов, на которые мы находим ответ раньше, чем успеваем их произнести: где он теперь, мой Треугольник, где?

Солнце садилось.