– Хоп-хоп.

Он совершенно не представлял, что будет дальше. Его не устраивало вынужденное плавание по течению, ему разонравилось действовать по обстоятельствам, которые всякий раз со дня начала этой охоты складывались непредвиденно. Тем не менее он ввязался в бой, а потому влез в кроссовки, крепче затянул ремень на купленных по случаю зеленых штанах в стиле милитари с множеством карманов, машинально стряхнул невидимые пылинки со свитера, накинул натовскую куртку – обзавелся уже в здешнем магазинчике, привлекла цена распродажи, – сунул в карман мобильник и бумажник. Больше ему нечего было с собой взять, поскольку оружие пришлось оставить в Варшаве, а здесь пока еще не вооружился, надеясь сделать это в ближайшее время, хотя бы с помощью Микича, который пишет о торговцах оружием и наверняка знает, где здесь продаются стволы.

Без оружия, оттягивающего карман, Хижняку в незнакомой стране и незнакомом, явно враждебно настроенном городе было как-то не по себе.

Раннее утро выдалось прохладным. Идя к месту встречи, Виктор увидел только натовский патруль. Солдаты в камуфляже неспешно прогуливались по тротуару и даже не посмотрели в его сторону. Местную полицию он не видел и вчера.

Микич появился точно в срок – его джип со скрипом тормознул у бровки. Он открыл переднюю дверь, приглашая садиться, а закрывал ее Хижняк уже на ходу: машина резко сорвалась с места. Ульбер, лицо которого было очень сосредоточенным, хлопнул по протянутой руке и начал без предисловий:

– Вот что мне удалось сделать. Кто такой Бора, не выяснил. Но зато вышел на тех, через кого со мной общался Замир. Я дал понять, что знаю – Замира нет. И забросил крючок на предмет купить у них информацию.

– Что ты будешь покупать? Зачем покупать?

– Брат, запомни: албанцы будут охотнее разговаривать с тобой только в том случае, если речь пойдет о некоей финансовой выгоде для них. Пускай даже ерундовой на выходе: для них, как и для турок, важен процесс, а не результат. Главное, что они поняли, с кем разговаривают. Замир ведь сам искал контакт с кем-то вроде меня, а я, в свою очередь, заинтересован в нем. Думаю, никаких подозрений я у них не вызвал.

– Ты сказал, что нас будет двое?

– Обязательно. Албанцы, с которыми мы собираемся иметь дело, сюрпризов не любят.

– Хорошо, какая моя легенда? Я тоже журналист?

– Не тянешь, старик, извини. Просто ты мой друг. Ну, не поеду же я на встречу один.

– И то правда.

Мысли лихорадочно кружились в голове Хижняка. Он пытался придумать для себя правдоподобную биографию, и самое важное – она должна в какой-то мере объяснить его интерес к возможной встрече, которая или уже состоялась у этого Боры с Хантером, или только должна произойти. В то же время Виктор понимал, куда сует голову, и знал, что говорить придется осторожно, – это как по тонкому мартовскому льду ходить.

Между тем джип выехал из города.

Микич уверенно двигался в направлении западной окраины; далеко впереди маячили гористые склоны, над которыми постепенно рассеивался утренний туман. Хижняк успел убедиться: здесь, на Балканах, в начале апреля уже намного теплее, чем он привык в Украине и даже в Крыму, куда тепло всегда приходило раньше, чем в Киев, и погода еще могла сопливить. Он расстегнул, а затем и вовсе скинул куртку, бросив ее себе на колени, закатал почти до локтя рукава свитера и откинулся на спинку сиденья. Этим утром Виктор как никогда чувствовал себя отдохнувшим, но в этом были и свои минусы – даже с учетом неизвестности, в которую они направлялись сейчас вместе с Ульбером, он все еще не мог полностью сбросить с себя то, что поэты называют негой.

Что-то должно произойти, чтобы нега улетучилась.

И это произошло даже быстрее, чем ожидал Хижняк.

Сзади, из-за поворота, который они только что миновали, вынырнул армейский джип и пошел следом. Со своего места Виктор мог увидеть в зеркале заднего вида, насколько эта машина грязная. Пока преследователь приближался, Хижняк, чтобы хоть чем-то занять себя, вытащил из карманов куртки телефон и бумажник, приподнявшись, рассовал свое нехитрое имущество по карманам штанов. Не отвлекаясь от дороги, Микич открыл бардачок, и Виктор увидел пистолет – кольт «питон» старого образца.

– С этого и начал бы, блин, – проворчал он, потянулся к оружию, но Ульбер тут же закрыл бардачок.

– Отнимут, брат. Обязательно обыщут и отнимут. Никто не позволит разговаривать, когда у тебя оружие.

– Зачем показал? Подразнил?

– Догадался – ты переживаешь, что безоружен. Оружие есть, только смысла в нем… Ну, началось, спокойнее теперь!

Одновременно с предупреждением он вдавил педаль тормоза в пол до отказа, слишком резко остановив машину, – «армеец», тем временем успевший поравняться с ними, практически сдвинул их джип на обочину. Сразу же положив руки на руль, Микич откинулся на спинку сиденья, держа, таким образом, вытянутые руки перед собой. Хижняк последовал его примеру, устроив руки на передней панели.

Шоссе оставалось пустынным.

Из джипа вышли двое смуглых мужчин, одетых как военные, только форма на каждом была разная: худой, длинноволосый парень выбрал полевое обмундирование натовского миротворца, предварительно срезав шевроны, а грузноватый бородач, смотревший на мир только правым глазом, – камуфляж десантника, сидевший на нем не очень ловко. Когда они, обойдя джип с двух сторон, как по команде наставили на пассажиров десантные варианты «калашей», Виктор рассмотрел в ухе одноглазого крупную серьгу.

Бандит с большой дороги, какими их представляют художники, рисующие комиксы. Типичный плохой парень.

Длинноволосый рывком открыл дверь со стороны водителя, затем угрожающе передернул затвор, но при этом молчал – вместо него заговорил одноглазый, сначала сказав несколько фраз по-албански, затем перейдя на ломаный, хотя довольно сносный английский:

– Кто искал встречи с Замиром?

– Я. Мне сказали, что меня ждет Бора, – ответил Микич по-английски, сразу же повторив то же самое на своем родном албанском. Хижняк невольно зауважал своего спутника: не паниковал или, точнее, не показывал вида, держался спокойно, с достоинством, даже демонстрировал: свой, не нужно делать поспешных выводов.

– Бора никого никогда не ждет! – отчеканил одноглазый. – Кто с тобой?

– Друг. У него есть несколько вопросов к Боре. Может, даже предложение…

Теперь Ульбер не переводил – перешел на английский, чтобы Виктор тоже понимал суть происходящего.

– Чей друг? У Боры нет друзей. Боре не нужны новые друзья.

– Он мой друг. – Журналист по-прежнему сохранял спокойствие.

– Это ничего не значит. Ты не друг Боры. – И сразу, без перехода последовал приказ: – Выходите оба! Руки на машину!

Они подчинились. Сначала длинноволосый быстро ощупал Микича. Ничего не найдя, отступил на шаг. Из джипа тут же появился еще один молчаливый албанец в камуфляжных штанах, свитере с глубоким вырезом, открывающим часть волосатой груди, и легкой кожанке, наставил на журналиста пистолет и держал так, пока длинноволосый обыскивал Хижняка. Обнаружив кошелек и мобильник, он ткнул Виктора в бок, дав понять, что нужно достать все из карманов. Трофеи передал одноглазому. Тот, не заглянув в бумажник, сунул его себе в карман, а к телефону даже не притронулся – кивком приказал бросить трубку на землю и наступил на нее рифленой подошвой армейского берца.