Крейг подходит ко мне очень медленно. Полотенце падает на пол. Он ложится рядом со мной. Мы обнимаемся. Это очень легкое, свободное объятие – словно мы тренировались. Я чувствую, что мы оба дрожим. Это честно. Может быть, дрожь – это моя форма сексуальности. Я смотрю за плечо Крейга, в открытое окно. На улице чирикают птички. Ярко светит солнце. Ничего мрачного, пугающего, зловещего или грязного. Мы открыты, нас окружает свет. Мысленно я умоляю Бога помочь мне: «Ну, пожалуйста, Господи, сделай на этот раз все по-другому. Помоги мне. Если все будет так же, то, боюсь, между нами все кончится. Пожалуйста, приди и помоги нам». Я делаю несколько глубоких вдохов. Я здесь. Я в своем теле. Я все помню. Я не боюсь. Я рождена для этого.

Мы целуемся. И сразу же происходит чудо: я перестаю думать и анализировать. Режим работы моего разума меняется. Я не Бог, и мне не нужно парить. Я – просто человек, я могу быть спокойной, жить настоящим и отдаться потоку, куда бы он меня ни завел. Я растворяюсь. Разум, тело, дух – все едино. Все это – я.

Я слышу собственные слова. Не глупые и фальшивые выражения, усвоенные из фильмов. Я не твержу: «О, мой Бог!», или: «Да, беби, да!» Я говорю реальные вещи – то, чему научилась во время тренировок объятий. Это говорит мое истинное «я».

– Помедленнее, – говорю я. – Вот здесь… Вот так…

А потом наступает ужасный момент. Крейг отстраняется и закрывает глаза. Я чувствую, что связь разорвана. Как только он исчезает, я исчезаю тоже. «Если ты оставил меня прямо сейчас, – думаю я, – если ты закрыл глаза и отстранился, значит, твой разум все еще с девушками на шпильках, а не со мной. Я поклялась, что этого никогда больше не будет. Я поклялась Господу, что, если почувствую, что ты уходишь, я…» Неожиданно я снова оказываюсь одна. Я остаюсь наедине со страхом моего разума. Я раздваиваюсь: внешняя «я» занимается сексом, а внутри царит ужасающее одиночество. Я знаю, что, если хочу остаться цельной, мне нужно озвучить историю своего внутреннего «я». Я не должна предавать себя. И я говорю:

– Нет, не надо. Вернись. Ты пугаешь меня. Останься со мной. Весь. Останься здесь.

Я притягиваю Крейга к себе, и он обнимает меня легко, но крепко. Неожиданно он возвращается, и я это чувствую. Мы оба вернулись из одиночества, и теперь мы вместе. Он не с теми девушками на шпильках, не с их вариантом сексуальности. Он здесь, со мной и с моей сексуальностью. Я думаю: «После всего этого я пытаюсь снова. Я пытаюсь. Я здесь. Вся».

И через несколько минут происходит слияние двух тел. Слияние двух разумов. Слияние двух душ, между которыми больше нет лжи.

Это я. Это ты. Вся. Весь. Здесь. В любви.

Потом мы лежим в постели и переводим дыхание. Я смотрю на Крейга. По его лицу текут слезы. Это он. Он весь на поверхности, и теперь я могу увидеть его.

– Все было по-другому, – говорит Крейг.

– Да, – киваю я. – Это была любовь.

* * *

Эмма танцует на кухне, уперев одну руку в бедро, а другую заложив за голову. Она принимает соблазнительные позы и громко кричит:

– Я сексуальна, и я знаю это. О, да, о, да!

Я узнаю мелодию популярной песни. Я с удивлением смотрю на Эмму. Где она научилась так ставить руки и трясти бедрами? Она же еще ходит в детский сад? Заметив озадаченное выражение моего лица, Эмма перестает танцевать.

– Бейонсе, мама, – с гордостью говорит она. – Я научилась этому у Бейонсе!

Я слышу, как в соседней комнате хохочет Крейг. Мы все в восторге от Бейонсе.

В комнату входит Тиш – наша полиция нравов. Словно рефери, который бросает флажок на футбольном поле, она кричит:

– Это невозможно, Эмма! Сексуальной быть неприлично!

– Нет! – возмущается Эмма.

– Да! – настаивает Тиш. – Сексуальность – это неприлично! Правда, мама?

Я замираю. Эта ссора напоминает ту гражданскую войну, которая шла в моей голове последние двадцать лет. Сексуальность – это неприлично? Сексуальность – это неправильно? Секс – это неправильно? Так не может быть, но как то, что давным-давно было извращено ради порабощения женщин, может не быть неправильным? Девочки смотрят на меня, ожидая моего вердикта. Но произнести его выше моих сил. Момент кажется мне очень значимым – словно моя реакция может определить то, какими женщинами вырастут эти девочки. Как может женщина, которая так долго ничего не понимала в своем теле, внушить дочерям здоровое отношение к сексу? Разве я подходящий человек для такого момента? И какой ответ будет правильным?

Я смотрю на замерших в ожидании дочерей и вспоминаю, что правильного ответа не существует. Есть только истории, которые можно рассказать. Каждый день мир будет рассказывать моим девочкам свою историю о сексуальности и о том, что значит быть женщиной. Моим девочкам нужно узнать мою историю. Нет, она не станет их историей. Но только так они смогут понять, что вольны писать собственные. Им нужно знать, что многое из того, что дает им мир, не является истиной. Это яд. А определить ложь они смогут только в том случае, если будут знать, как выглядит правда. Я делаю глубокий вдох и уговариваю себя расслабиться. Это только начало долгого разговора о женственности, который предстоит вести нам троим.

– Знаете, – говорю я, – мне кажется, что сексуальность – это хорошо. Просто большинство людей не понимает ее смысла. Хотите узнать, что такое сексуальность?

Девочки энергично кивают. По их широко раскрытым глазам я понимаю, что они поверить не могут в то, что мама произнесла это слово.

– Взрослые называют сексуальными людей, которые твердо уверены в том, что они таковы, какими и были созданы. Сексуальная женщина понимает себя, ей нравится, как она выглядит, мыслит и чувствует. Она не пытается меняться, чтобы понравиться кому-то еще. Она – верный друг самой себе, добрый и терпеливый. И она знает, как словами высказать тем, кому она доверяет, что происходит в ее душе. Она может рассказать о своих страхах и гневе, любви и мечтах, ошибках и потребностях. Когда она сердита, то естественно и спокойно выражает свой гнев. Когда она радуется, то поступает точно так же. Она не прячет свое истинное «я», потому что не стыдится его. Она знает, что такой ее создал Бог, и это хорошо. Она достаточно смела, чтобы быть честной, и достаточно добра, чтобы принять других людей, когда они честны. Когда два человека настолько сексуальны, чтобы быть смелыми и добрыми друг с другом, между ними возникает любовь. Сексуальность – это умение вывести свое истинное «я» из тени и обрести любовь. Такая сексуальность прекрасна, по-настоящему прекрасна, потому что все мы хотим любви и нуждаемся в ней, как ни в чем другом.

Фальшивая сексуальность, – продолжаю я, – это нечто совсем иное. Это прятки. Истинная сексуальность заключена в том, чтобы скинуть все свои маски и стать собой. Фальшивая сексуальность – это еще одна маска. Множество людей продает фальшивые сексуальные маски. Компании знают, что люди безумно хотят быть сексуальными, потому что желают любви. Они знают, что любовь нельзя продать, поэтому устраивают совещания с психологами и спрашивают их: «Как заставить людей купить наши товары? Знаем! Пообещаем, что все это сделает их сексуальными!» А потом они придумывают сексуальность, которую можно продать. В рекламе мы постоянно видим придуманные истории, которые должны убедить нас в том, что сексуальность заключена в новой машине, туши для ресниц, лаке для волос или диете. Мы страдаем, потому что у нас нет того, что есть у них. Мы страдаем, потому что не можем выглядеть так, как они. Этого-то они и хотят. Они хотят, чтобы мы страдали и покупали больше. И это почти всегда срабатывает. Мы покупаем их товары, носим их, водим их, и трясем бедрами, как нам говорят. Но все это не приносит нам любви, потому что это не настоящая сексуальность. Люди еще сильнее прячутся за фальшивой сексуальностью, а, спрятавшись, невозможно обрести любовь. Невозможно купить сексуальность. Сексуальной можно стать, научившись любви, дарованной нам Богом. Сексуальными мы становимся, полюбив себя такими, какими создал нас Бог, и поняв, кого Бог создал для нас.